домой, что б ты стал тогда делать?
Теперь Кропп наелся и стал от этого уступчивее:
– А сколько человек осталось от нашего класса?
Мы подсчитываем: семь человек из двадцати убиты, четверо – ранены, один – в сумасшедшем доме. Значит, нас набралось бы в лучшем случае двенадцать человек.
– Из них трое – лейтенанты, – говорит Мюллер. – Ты думаешь, они согласились бы, чтобы на них снова орал Канторек?
Мы думаем, что нет; мы тоже не захотели бы, чтобы он орал на нас.
– А как ты представляешь себе, что такое тройное действие в «Вильгельме Телле»? – вдруг вспоминает Кропп и хохочет до слез.
– Какие цели ставил перед собой геттингенский «Союз рощи»? – испытующе спрашивает Мюллер, внезапно переходя на строгий тон.
– Сколько детей было у Карла Смелого? – спокойно парирую я.
– Из вас ничего путного не выйдет, Боймер, – квакает Мюллер.
– Когда была битва при Заме? – интересуется Кропп.
– У вас нет прочных моральных принципов, Кропп, садитесь! Три с минусом! – говорю я, делая пренебрежительный жест рукой.
– Какие государственные задачи Ликург почитал важнейшими? – шипит Мюллер, поправляя воображаемое пенсне.
– Как нужно расставить знаки препинания в предложении: «Мы, немцы, не боимся никого, кроме Бога»? – вопрошаю я.
– Сколько жителей насчитывает Мельбурн? – щебечет в ответ Мюллер.
– Как же вы будете жить, если даже этого не знаете? – спрашиваю я Альберта возмущенным тоном.
Но тот пускает в ход другой козырь:
– В чем заключается явление сцепления?
Мы уже успели основательно позабыть все эти премудрости. Они оказались совершенно бесполезными. Но никто не учил нас в школе, как закуривать под дождем и на ветру или как разжигать костер из сырых дров, никто не объяснял, что удар штыком лучше всего наносить в живот, а не в ребра, потому что в животе штык не застревает.
Мюллер задумчиво говорит:
– А что толку? Ведь нам все равно придется снова сесть на школьную скамью.
Я считаю, что это исключено.
– Может быть, нам разрешат сдавать льготные экзамены?
– Для этого нужна подготовка. И даже если ты их сдашь, что потом? Быть студентом не намного лучше. Если у тебя нет денег, тебе все равно придется зубрить.
– Нет, это, пожалуй, немного получше. Но и там тебе тоже будут вдалбливать всякую чушь.
Кропп настроен совершенно так же, как мы:
– Как можно принимать все это всерьез, если ты побывал здесь, на фронте?
– Но надо же тебе иметь профессию, – возражает Мюллер, точь-в-точь так, как говаривал Канторек.
Альберт вычищает ножом грязь из-под ногтей. Мы удивлены таким щегольством. Но он делает это просто потому, что задумался. Он отбрасывает нож и заявляет:
– В том-то и дело. И Кат, и Детеринг, и Хайе снова вернутся к своей профессии, потому что у них она уже была раньше. И Химмельштос – тоже. А вот у нас ее не было. Как же нам привыкнуть к какому-нибудь делу после всего этого? – Он кивает в сторону фронта.
– Хорошо бы стать рантье, тогда можно было бы жить где-нибудь