на топливо для больниц, приютов и казарм.[362]
Коммунхоз указал десяток домов, которые могли бы простоять ещё добрую полсотню лет. Началась разборка домов. Арбатов писал, что каждый рабочий, уходя с работы, уносил с собой „шабашку“, а потом, вместо „шабашек“, у рабочих появились маленькие санки, на которые всё же укладывалось четыре-пять пудов дров: „Приставленные на ночную охрану леса милиционеры всю ночь стреляли в воздух, безпрерывно нагружая подводы и сани, отправляя дрова своим домой, знакомым и приятелям.“[363]
Подобный разбор деревянных домов и заборов охватил республику словно эпидемия. Мемуаристка Зинаида Степанищева вспоминала, как в ноябре 1919 года проходила с матерью мимо большого деревянного дома, который собрались ломать на топливо. Степанищева отметила, что кругом была масса людей с салазками, с жадным огоньком в глазах, с одной заботой: урвать себе долю из этого дележа. Свидетельница продолжила: „Когда мы через час возвращались с кладбища – не было уже ни дома (его весь растащили), ни людей кругом него.“[364]
При отсутствии дров дело доходило до того, что домкомы отдавали распоряжения распилить пианино и рояли на дрова.[365] При коммунистах подобное варварство быстро нормализовывалось. В топку стало идти абсолютно всё, что могло гореть. Поэтесса Марина Цветаева отметила, что представители власти, „опричники“, сломали для топки даже телеграфный столб.[366]
В Воронеже, по воспоминаниям Ольга Бессарабовой, в семье на дрова были вынуждены разрубить конуру для собак.[367] В поисках древесины население доходило и до разбора мостовых. Там, в глубине, под торцами лежали доски. Народ выворачивал эти доски и уносил к себе домой. Кроме „плешин“, вынутых торцов, кое-где на улицах стали образовываться бездонные чёрные ямы.[368] Разбор домов, заборов и мостовых наносил поврежденной инфраструктуре ещё больший урон.
В некоторых регионах вроде Донской области ввиду отсутствия лесов дерево и щепки для отопления применялись в минимальных количествах. Исторически основным топливом на юге являлся уголь. Добыча его в Гражданскую войну практически прекратилась. Население перебивалось штыбом – угольной пылью, скопившейся на шахтах с дореволюционных времён. В Новочеркасске для растопки печек применялся кизяк – высушенный коровий навоз, смешанный с соломой.[369] В других городах на растопку также пускали высушенный человеческий и лошадиный кал.[370]
Из-за холода те, кто не мог себе позволить покупку „буржуйки“, поначалу перебирались в ванную. Там, при работе обогревательного бака, было теплей. Однако система отопления скоро пришла в негодность. С расстройством водопровода и канализации большинство баков, туалетов и ванных комнат вышли из строя. С Октябрьским переворотом систему домовладения и ассенизаторов-золотарей как частных предпринимателей отменили.
При отсутствии топлива в зиму 1918/1919 года водопроводные