не только у Красных. Оно наблюдалось и по другую сторону фронта, у Белых. Показательна в этом отношении была Сибирь при власти Колчака. Так 28 января 1919 года „Сибирская жизнь“ отметила в заметке „Антисанитария“, что Томск был грязен как никогда, и никаких попыток к его очистке от разного рода нечистот не предпринималось. Наоборот, состояние города с каждым днем становилось всё более антисанитарным.[410]
Местная газета констатировала, что в разных районах Томска были устроены свалочные места для назёма – навоза: „Назем сейчас горит и от него поднимаются клубы испарений, отравляющих воздух; ассенизаторы ежедневно выливают на полотно улиц целые бочки нечистот, а городские отвалы для снега, вследствие отсутствия достаточного надзора, служат в то же время и местом для свалки тех же нечистот.“[411]
В итоге муниципальный коллапс принял общенациональный характер. С победой Красной армии советскому строю перешло в наследство и расстроенное коммунальное хозяйство Белых. К концу Гражданской войны расстройство водопровода и канализации было поистине эпическим. Вонь стала сопровождать жителей дома и на улице. Запах испражнений, особенное в тёплое время года, был едва выносим.[412]
Поэт-имажинист А. Б. Мариенгоф запечатлел эту бытовую деталь в своём автобиографическом романе „Циники“. В романе героиня замечает, что с некоторого времени резко и остро чувствует аромат революции. Её собеседник саркастично парирует, что тоже чувствует её аромат. Он добавляет: „И знаете, как раз с того дня, когда в нашем доме испортилась канализация.“[413] Предсказуемым образом, „антисоветский“ роман Мариенгофа подвергся цензуре.
Послеоктябрьский развал канализационной системы и связанные с ним неудобства наложили глубокий отпечаток на городской быт. Они надолго остались в народной памяти. Сергей Есенин в своей поэме „Страна негодяев“ навсегда обессмертил эту тему. Поэт бросил в лицо власти красноречивый упрёк:
Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысячи лет,
Потому что…
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.[414]
Городская инфраструктура подверглась процессу постепенной реновации лишь в начале 1920-х годов, когда гражданское противостояние пошло на убыль. Проведение более или менее эффективной коммунальной реконструкции стало возможно только с переходом к НЭПу. Первоначальный этап восстановления был долог и изнурителен. Он занял несколько лет и затянулся до конца 20-х. Однако и тогда благоустройство населённых пунктов было далеко от идеала.[415]
Между тем тяготы послереволюционного быта усиливались за счёт острого дефицита товаров первой необходимости, одежды, обуви, мануфактуры и продуктов. Следующая глава повествует о борьбе населения за выживание в эпоху „военного коммунизма“.
Непрекращающаяся страда
Беспросветные будни первых постреволюционных лет осложнялись целым рядом бытовых трудностей,