командиров, сами формируя отряды. К 5 часам вечера в нашем распоряжении была солидная сила.
Солнце еще не взошло, когда отряды под торжественные звуки «Интернационала», напутствуемые пожеланиями тысяч провожающих, отправились на фронт.
В Катта-Кургане мы сделали первую остановку. Дальше начиналась территория Бухары. Конная разведка, высланная вперед, сообщила, что весь путь до Зера-Булака, крупного пункта Бухары, разрушен.
Железнодорожные постройки, станции, будки – все было сожжено и изуродовано. Спиленные телеграфные столбы повисли на проводах. Кучи обугленных шпал. Изуродованные трупы рабочих и служащих железной дороги, иссеченные ножами и шашками, валялись вдоль пути.
Вырезанные языки, обрезанные уши и носы, выколотые глаза. На телеграфных столбах раскачивались тела замученных людей. Тучи птиц вились над ними, лениво отлетая при нашем приближении…
– Палачи проклятые! – вырывалось у красногвардейцев.
Медленно восстанавливая путь, двигались мы вперед.
Под Зера-Булаком наша разведка налетела на конницу белобухарцев. Встреча была неожиданная для обеих сторон, и только этой неожиданностью очевидно можно было объяснить, что маленькой кучке кавалеристов удалось обратить в бегство втрое сильнейший отряд белобухарцев.
После этой схватки противник уже не оставлял нас в покое. На горизонте то и дело появлялись конные отряды. Пользуясь малейшей задержкой наших эшелонов, бухарская конница стремительно налетала на красногвардейцев, занятых починкой пути, и так же стремительно скрывалась в степи, когда мы открывали по ним огонь из пулеметов. С каждым часом силы белобухарцев увеличивались. Увеличивались и зверства, творимые ими над мирным населением, подозреваемым в симпатиях к нам.
Особенно тяжело доставалось евреям. Кулачество и духовенство, всеми силами разжигая фанатизм бухарцев, натравливали население на евреев, выставляя их нашими сообщниками. В Зиатдине толпа этих несчастных, вынужденных покинуть насиженные места, окружила штабной вагон, со слезами прося у нас помощи и защиты. Истерзанные матери протягивали нам детей, лишившихся отцов; девушки с рыданиями рассказывали о насилиях, творимых над ними бандитами.
– У меня на глазах зарезали моего брата, пытавшегося вступиться за меня… меня изуродовали…
– Мой отец, мой бедный отец! Как он кричал, когда солдаты издевались надо мной… а потом его живым бросили в огонь… как он мучился! Ой!.. Ой!.. Ой!..
Молодая еврейка с безумными глазами прижимала к груди сверток, из которого высунулись уже окостеневшие ручки ребенка.
Красногвардейцы мрачно наблюдали это горе и отчаяние.
Пока бойцы размещали по вагонам беженцев, саперный отряд ушел вперед починять разрушенную дорогу. К станции подтянулись все наши эшелоны, двигавшаяся в хвосте артиллерия и отряд самаркандских рабочих, выступивший вслед за нами.
Внезапно вдали послышались тревожные гудки паровоза. Донеслась перестрелка. Очевидно, с саперным отрядом