Дэвид Николс

Мы


Скачать книгу

а вокзал не вызывал ничего, кроме раздражения.

      – Не спускайте глаз с багажа, – предостерег я.

      – На любом вокзале, в любой точке мира, – сказала Конни сыну, – можешь быть уверен, что твой отец велит тебе присматривать за багажом.

      Мы вышли с Северного вокзала и оказались под огромным небом, ярким и синим, которое нас приветствовало.

      – Ты рад? – спросил я сына, когда мы садились в такси.

      – Я уже бывал в Париже. – Он дернул плечом.

      Мы устроились на заднем сиденье, Конни перехватила мой взгляд и подмигнула, такси тронулось в путь, останавливаясь и снова двигаясь сквозь плотное, малоприятное ядро города по направлению к Сене, мы с Конни зажали нашего сына с двух сторон, непривычно прижимаясь друг к другу боками в ожидании, что на смену торговой части Больших бульваров придет пыльная элегантность сада Тюильри, прелестный и нелепый Лувр, мосты через Сену. Мост Согласия? Мост Руаяль? В отличие от Лондона, где всего лишь два-три приличных моста, любое пересечение Сены кажется мне чудесным, по обеим сторонам сохранены красивые панорамы, и мы с Конни жадно ловили их, глядя то направо, то налево, следя друг за другом, а наш сын тем временем глядел в свой телефон.

      31. На Лондонском мосту

      Мы перешли через Лондонский мост в два сорок пять ночи или чуть позже. Район Сити выглядел в те годы другим, он был приземистым и не таким наглым, как сегодня, этакая модель деревенской Уолл-стрит, хотя и довольно недружелюбной территорией для тех, кто редко оказывался на востоке города за пределами Тоттенхем-Корт-роуд. Пустынное место в этот час, словно в ожидании неминуемой катастрофы. Мы прошли мимо Монумента[11], по Фенчерч-стрит, наши голоса ясно звучали в ночи, когда мы делились друг с другом историями, которые обычно рассказываем новым знакомым.

      Конни вновь обрела способность нормально говорить и поведала мне о своей большой разномастной семье: мать – бывшая хиппи, легкомысленная, эмоциональная, любящая выпить; биологический отец давно канул в небытие, ничего ей не оставив, кроме фамилии. И какая же у нее фамилия? Мур. Конни Мур. «Потрясающее имя, – подумал я, – как название деревни в Ирландии». Отчим ей достался экзотический – киприотский бизнесмен, владелец ряда сомнительных закусочных, где продавался кебаб, в Вуд-Грин и Уолтемстоу, так что сейчас она считалась в своей семье аномалией: умной выскочкой, вся в искусстве.

      – У меня трое братьев, наполовину киприотов, все они маленькие бульдожки, работают у отца и понятия не имеют, чем я занимаюсь. И отчим такой же – смотрит телик, где показывают какой-нибудь йоркширский пейзаж, или в отпуске увидит закат или оливковое дерево и сразу говорит, – тут она перешла на акцент, у нее всегда здорово получаются акценты, – «Конни, ты видишь? Рисуй скорей!» Или он пытается навязать мне комиссию: «Нарисуй свою мать, она красивая женщина, сделай картину. Я заплачу». Для Кемаля высший показатель художественного мастерства – нарисовать глаза, которые смотрят в одну сторону.

      – Или руки.

      – Точно. Руки. Если