и чуть ли даже не запричитала:
– Куда ты, Ванечка, погоди! До Пекельного города путь ведь неблизкий. А ежели хочешь знать, я тебя туда в один миг могу доставить, и глазом не успеешь моргнуть… Ну, не спеши, пожалуйста, Ваня! Денёк-другой у меня побудь – гостем желанным для меня будешь. Прошу!
Подумал-подумал Яван: а и в самом деле, куда бежать-то, голову сломя?
– Ладно, – Навьяне он отвечает. – Остаюсь, так и быть… Уговорила… Только знай – не более чем на три дня!
Обрадовалась Навьяна непередаваемо – аж засияла вся; золотыми власами она тряхнула, очами изумрудными сверкнула и объявляет весело:
– Правильно, Яванушка, не пожалеешь! Ты заботами себя не грузи – думай о позитивном, а я такие условия тебе создам – ну, обалдеешь прямо!
Ещё шире чаровница преумная глазищи свои прекрасные распахнула, брови тонкие изогнула гибкими луками и зашептала что-то ротиком фигурным. Да так-то посмотрела Явану в очи, что он оторваться от них не сыскал мочи… Видно было, что Навьяна заклинания какие-то творит, но Яван ничего не слышал, будто заложило ему уши: смотрел он на неё, словно не слушая…
И тут вдруг такая музыка расчудесная заиграла, такая музыка! Ангельские прямо звуки, дух завораживающие и душу будоражащие. Гармония живая да и только… И ахнуть наш Ваня не успел даже, как в один миг всё вокруг преобразилось сказочно. Не стало вдруг тесной избушки, а появился на её месте величественный дворец, изумительный и прелестный. Стены в чудесном том тереме каменьями светилися самоцветными, да не абы как они там были прилеплены, а виды дивные изображали, кои восхищали собою и поражали. Потолок вверху был вроде неба ночного со звёзд частых весёлыми хороводами, а посерёдке его месяц светлый покоился гордо… Пол же под ногами совершенно сделался прозрачным, словно из чистейшего сотворён был стекла, и внизу рыбищи удивительные плавали, и великолепные растения плавно качались. И всё это убранство красками сочными играло-переливалось да изнутри маняще мерцало. И вдобавок ко всему ветерок подул вдруг ласковый, струясь по коже Явановой воздухом ароматным. И до того спокойно и безмятежно сделалось у Вани на душе, что ни в сказке сказать, ни пером описать: точно сгущённая радость на душу его легла.
Огляделся вокруг богатырь очумелый, глянул на потолок сказочный, на пол волшебный да на чудо-стены, и восхитился он явно зрелищем чародейным. А потом на хозяюшку ласковую Ваня взор перевёл, – и в ещё большем замер восхищении непритворном. И ранее Навьяна красавицей редкостной ему казалася, а тут похорошела она прямо стократ. Златые власа её живым огнём заиграли да в причёску причудливую собралися, премилое личико украсилось красками роскошными да усыпалось блёстками всевозможными, в маленьких ушках появились алмазные серёжки, а во лбу диадема точно солнце засияла, да ожерелье вычурное на шее ворохом бликов взорвалося… А платье-то, платье! Из тончайшей материи сотворённое, огнём зелёным искрясь и переливаясь, оно словно бы облегало совершенный Навьянин стан, едва