залу шагом размашистым и громовым голосом Навьяну призывает.
Не долго милаху кликал-то. Вот бежит и она, по виду весьма встревоженная. Сама, очевидно, только что со сна: в рубашечке лёгкой, сквозь ткань которой тела её очертания просвечивали, густые волосы гривою по плечам развеяны, а в глазищах вопрос проглядывается и явное недоумение.
– Что, что случилось, Ванечка? – остановившись и всплеснув руками, вопросила Навьяна. – Ты же сам на себя не похож прямо!
– Ты права, Навьяна! – гневно отвечал ей Яван. – Я и в самом деле не похож на себя ныне! Не иначе как слегка изменился…
Для убедительности руками он красноречиво в стороны развёл и продолжал уже несколько поспокойнее:
– В какую только сторону – вот вопрос! Я полагаю, что в непутёвую… А ты как считаешь?
И уставился на волшебницу нави тяжёлым взглядом стальных своих глаз.
Но Навьяна не смутилась нимало, взгляд Ванин с твёрдостью выдержала, а затем пожала плечами и уселась спокойно в кресло, а Явану на другое креслице указала, после чего Ваня, не сводя взора ярого с лица Навьяниного, присел тоже, на спинку откинувшись и ногу на ногу закинув.
– Ну так как же, Навьяна, – ещё раз спросил он, – нравится тебе мой видон?
– Да, – ответила та. – Я, Яванушка, полагаю, что всё идёт как надо, и чему быть суждено, тому быть и должно.
– Больно тёмно изъясняешься, – покачал головою Яван. – Это как же понимать тебя прикажешь?
– А так, милок-соколик, что я ведь тебя не неволила – ты сам у меня остался, добровольно. Разве, скажешь, это неправда?
– Хэ! И одурел я тоже добровольно от зелья твоего любовного?
– А разве тебе было плохо? Побойся, Вань, бога! Наоборот – хорошо, очень хорошо…
Вздохнул Яван, посмотрел на чаровницу сочувственно и тоном убеждённым молвил:
– Может быть это и так, только ваш навий «рай» – не для меня… Ухожу я, Навьяна!
– Но почему, Ваня, почему?! – с ноткой волнения душевного воскликнула волшебница. – Не понимаю я… Оставайся у меня и далее! Будешь в ладу вечно жить. На что тебе подлый и вредный мир?
Долго не отвечал Яван.
А потом глянул он Навьяне в глаза и такие слова ей сказал:
– Не по прави будет, Навьяна, чтобы сильный да знающий свой отдельный «раёк» для себя сколачивал, а на сирых и слабых с высокой башни плевал, несовершенство мировое презирая. Не для того нам мощь дана, чтобы себя лишь холить, а всех прочих в кабале неволить… Надеюсь, милая, ты чинить препятствия мне не станешь? А если станешь, то предупреждаю: зря это!..
Чародейка не отвечала. Закрыла она глаза свои, опахала, и словно там застыла. Задумалась глубоко, видно… Наступила тишина. Только птички пышнопёрые пели сладко где-то неподалёку, и ласковый ветерок шевелил Ванины волосы.
И тут вдруг – фур-р-р! – рядышком фонтанчик струйный прозрачной водой забил-зажурчал,