наш Ваня из огня да в вар: ну будто кипятком его вдруг ошпарило! Или словно ведро воды из котла горячего злодей некий на него шибанул. То ж крапива местная оказалася, да жгучая какая – чисто кислота!
Будто буйвол, кнутами стегаемый, заревел на весь лес Ваня да вверх свечою и взвился. Невтерпёж ему сии зелёные объятия пришлись – уж лучше бы оводов ещё с тыщу… Стиснув зубы и не помня себя, выскочил Яван из того бурьяна, да опять как заорёт! Ну невыносимая просто боль-то была: по струпьям да по волдырям, кровью и сукровицей сочащимся, ещё и адскою крапивою пострекать! Каково, а?!.. В голове у бедолаги словно пульсировал пламенный шар, мозги от боли прямо на части у него разрывались, а шкуру будто маслом облили да поджарили. А тут ещё, ко всему вдобавок, несколько оводов в самый язык его укусили, покуда он криком-то исходил.
Свет сей небелый стал Ване не мил. Полуслепой, замученный шагнул он к дереву близстоящему и обессиленно к нему притулился.
Да и… прилип!
Ствол-то проклятого дерева словно клеем вымазан оказался. Дёрг-дёрг руку Ваня – а фигушки-макушки! – хоть кожу отрывай… И видит он – лианы, на дереве висящие, аж ходуном заходили и зашевелились словно живые, – в том смысле, что на змей похожие, – да к телу Яванову потянулись проворно. А сами липкие тоже весьма. И не успел парень умученный и щёлками своими моргнуть, как с ног и до головы оказался он ими опутан. Ни вздохнуть ему стало, ни продохнуть… А одна бойкая лианина к горлу потянулась Ваниному, обвила его быстро, и ну жать да душить… Попытался он было освободиться, да только ничего у него не вышло. Крепко наш витязь влип… А лианы эти чёртовы ещё пуще давить принялися.
Чует Яваха – кранты ему приходят: ещё немного, и удавят проклятые отродья его как кролика…
Только Ванька ведь не кролик – богатырь он, виды видавший! Вот рванулся он телом своим могучим, и… только лишь в воздухе закачался. Как в гамаке висящем…
Собрался он тогда с большими силами и вновь рванул путы липкие, – но и это помогло ему не шибко: пара лианин лишь треснула, но не вырвался Яван из плена тесного.
Тогда в третий раз, уже в отчаянье почти находясь, перехватил Ванюха лиану, горло ему сжимавшую, и, напрягшись, сорвал-таки её с себя. Дыхало его освободилось, и жаркий воздух в лёгкие его хлынул. Раздул тогда Яван грудь свою широченную до предела, и лианы коварные, словно струны гитарные, только тень-тень-тень – все, какие были, они порвались и жать Ванин торс перестали.
Посрывал Яван с себя душителей остатних и на землю брякнулся да, не долго рассуждая, палицу свою – цап, размахнулся ею и ка-а-к долбанёт по толстущему стволу!
Хорошо приложился – от всей своей душимой души! Затрещал огромный стволина и начал со всеми своими лианами на бок валиться. Яван от греха подальше в сторону тогда отошёл, и с шумом и треском рухнул наземь тяжёлый ствол, только гул по округе пошёл.
И встрепенулась в воздух с его ветвей всякая гнусная нечисть: