ему особенной. Ворвавшаяся с тревожным шумом, волнующаяся за здоровье своего отца, слегка растрепанная, она внесла за собой в сумрачную комнату боярского терема ветер, запах леса, солнечные лучи, ослепительно вспыхнувшие в широко раскрытой двери, – и сумасшедшую энергетику, пронзившую душу волхва.
Везничу захотелось, чтобы Асмуд не выздоровел никогда и он лечил бы его вечно, находясь рядом с этим сгустком солнечной энергии. Волхв сделал все, чтобы посещать этот дом как можно дольше.
Марфа провожала и встречала лекаря каждый день и, разговаривая с ним по дороге, все больше восхищалась мудростью этого еще не старого человека, его спокойствием и уверенностью.
Во время одной из таких прогулок она быстро поцеловала его и стремглав умчалась домой…
Место, где это произошло, стало символом их любви.
Скорее всего, Везнич и сейчас ждет ее под старым развесистым дубом, недалеко от берега реки.
Святослав вывалился из пропахшего винными парами и человеческими телами трактира в ночную темноту.
Свежий воздух лизнул разгоряченное лицо, проникая в хмельную голову вместе с шумным глубоким вдохом.
Из раскрытой двери питейного заведения раздался недовольный голос Икмора, не желавшего расставаться с закадычным другом.
Святослав раздраженно махнул рукой, не поворачиваясь, выпрямил спину, стараясь не шататься, и побрел в направлении дворца Ольги. Он тряс головой в надежде прогнать хмель. Ему было неловко показываться на глаза любимой Малуши в таком состоянии. Но чаще всего именно так и происходило. Когда Святослав был трезв, он мог контролировать свои желания и сдерживать свои порывы, но стоило хмелю затуманить сознание – ноги сами несли к той, без которой не было жизни.
Ворота княжеского дворца оказались закрытыми.
Святослав наморщил нос, выражая недовольство. На языке вертелись ругательные слова, но крупица здравого смысла – не до конца поглощенного хмелем – не позволила устроить дебош.
Он грустно посмотрел на бесконечную стену из заточенных и отполированных до белизны бревен и обреченно зашагал вдоль нее.
К счастью, ворота конюшни оказались приоткрытыми, и князь направился к темному проему.
Суетливая поспешность сыграла с ним злую шутку: Святослав запнулся при входе за свою же собственную ногу и грохнулся на пол конюшни, зацепив по пути конскую упряжь, с шумом упавшую со стены.
Рука уткнулась во что-то теплое и мягкое. По запаху без труда удалось опознать конский навоз.
В одном из пустых стойл мигнул робкий огонек свечи. Разгоревшись ярче, он выхватил из темноты испуганное лицо конюха.
– Кто там? – Голос парня был полон поддельной решимости.
– Князь всея Руси, – ответил Святослав издевательски, злясь на самого себя. – Не видишь, что ли!
Последние слова он почти выкрикнул.
– Вижу… – Парень растерянно попятился от наступавшего на него князя.
– А ты кто? – спросил Святослав, загнав парня в угол.
– Конюх я, Добрыня,