вот-вот должен отправиться к своим диким и невежественным предкам! Неужели там, в летнем лагере, не нашлось никого, кто бы позаботился об этом германце?! Почему надо было приказать привезти его сюда, в такую даль? Чтобы доставить мне лишние отрицательные эмоции? Ведь мой муж знает, что я с прошлой зимы страдаю от расстройства нервов. Здесь и так смертельная тоска, а теперь ещё с этим тяжелораненым варваром в дом войдёт настоящая смерть!
– Успокойся, пожалуйста, госпожа, не стоит так волноваться. Варвар не умрёт. Он поправится за несколько недель, а потом его увезут в школу гладиаторов, – уговаривала свою хозяйку молодая пышная смуглая рабыня по имени Амира.
– Я надеюсь, что ты права. Но не стой, как вкопанная! Скорее пошли кого-нибудь за гарнизонным врачом и приготовь всё для перевязки. Уже давно пора промыть и заново перевязать ужасные раны этого варвара. Старые повязки почернели от запекшейся крови! Фу!
Когда служанка вышла из атрия, Элевтерия приблизилась к раненому, лежащему на узком ложе рядом с имплювием, и стала его рассматривать. С первого взгляда она поняла, что этот светловолосый мужчина не простой воин, а наверняка принадлежит к родовой знати. На вид ему было лет тридцать. Его запачканная запекшейся кровью и засохшей грязью одежда была сшита из ярко-голубого холста и украшена странными блестящими нашивками из серебра и золота. Широкий кожаный пояс на его тунике с длинными рукавами скреплялся великолепной фибулой9 с загадочным орнаментом то ли из птиц, то ли из змей с клювами. На левой руке германца сверкало массивное золотое кольцо с причудливыми символами, искусно насечёнными на дорогом металле. Таинственность и необычность внешности молодого мужчины вызвали у римлянки глубокий интерес. Она подошла совсем близко и наклонилась над бледно-желтоватым от потери крови лицом варвара. Неожиданно лицо раненого как-то странно передёрнулось, и он открыл глаза. Они были такого же пронзительно голубого цвета, как и небо в яркий солнечный день. Молодой женщине никогда ещё не приходилось видеть такой красивый насыщенный цвет глаз. К сожалению, синие глаза германца ничего не выражали и сразу же закрылись.
– Это агония. Он умер, – тихо произнесла Элевтерия, и ей почему-то стало страшно от своих собственных слов.
– Наверное, это так! Его убил многочасовой переезд в трясущейся повозке. Ты права, госпожа, лучше бы они оставили его в летнем лагере.
От этих слов вернувшейся служанки молодой жене пропретора Вара стало ещё страшнее. По её телу пробежал ледяной озноб, а в руках почувствовалась нервная дрожь.
– Что ты говоришь, глупая? – раздражённо воскликнула патрицианка. – Смотри, его ресницы слегка подёргиваются. Конечно же, он жив.
Элевтерия явно противоречила самой себе и не могла понять, что вызвало в ней такое глубокое смятение чувств. «Почему я так взволнована? Неужели я так сильно боюсь смерти?» – мысленно спросила она себя и тут же