сопротивлений огромные деревянные двери актового зала распахнулись, и мы вдвоем зашли на территорию, которая пахла волнением, лаком для волос, новыми костюмами и водой из-под бутылок. Это место было для нас с ней чем-то большим чем просто сцена с множеством уходящий вверх сидений для зрителей.
Я включила свет и пока Барб закрывала дверь помчалась на сцену.
– Ты давненько на ней не стояла, верно? – прокричала она.
– Не поверишь на сколько долго! Последний раз я выступала на большом концерте, туда приезжали дети с многих музыкальных школ и среди них я-ребенок из простого кружка по пению, ощущала себя просто отвратительно! – я ходила по всей сцене и, потихоньку, начинала привыкать к ней. – Это было так давно… Я помню все, что связано со сценой хоть и пробыла на ней не так долго, как хотелось бы. Первая репетиция, первая примерка костюмов, первый поход в гримерку и наконец первое выступление. Запах лака, сухого пойка, успокоительных и духов. Эти вещи творили магию и каждый выступающий ощущал что-то новое, неизведанное простому человеку, как будто внутри перемешались все твои органы и чувства, так трепетно, волнительно и даже неприятно, но удивительно, что каждому искренне нравилось это чувство-чувство сцены, выступления, – я окинула взглядом всю площадь сцены и на секунду мне стало до слез грустно, что я больше никогда не вспомню те чувства.
– Ты сейчас такая разговорчивая, я рада! – Барб подошла к сцене и запрыгнула на нее. –Расскажи мне, с чем ты выступала? Каково было? Расскажи мне все.
Я села рядом с ней.
– Знаешь, все началось с того, что в детстве я была очень любознательным ребенком. Мне были интересны многие вещи, но проблема заключалась в том, что запал проходил очень быстро, оно и понятно, будучи ребенком я хотела испробовать все-танцы, рисование, актерское мастерство, спорт и пение с игрой на гитаре. Ко всему этому я быстро остывала, кроме двух последних. Танцевала я как бревно, рисовала хуже всех детей. А вот петь… у меня получалось лучше всех. И в 10 лет меня повели в музыкальную школу, просто как доп. досуг. И знаешь, передо мной сидели дети моего возраста, которые превосходили меня, они пели то, что мне не нравилось, но я не могла себе позволить отставать от них. Меня это злило.
– Но ты же пела то, что тебе не нравилось? Какой был смысл продолжать?
Я замолчала, немного размяла руки и покрасневши ответила:
– Я… я впервые так легко подружилась с людьми. Ты знаешь, что общение для меня, это больная тема. И она больная с самого детства! И я поражалась тому, как быстро стала частью коллектива. Мне не было страшно, я не ощущала удушающего волнения, не стеснялась. Я была так счастлива, что наконец то стала нормальной. Я гордилась собой. И мне было так приятно рассказывать родителям с кем я сегодня поговорила, что обсудила, над чем посмеялась. И я не могла так просто перейти в другой коллектив, боясь, что там мне может так не повезти. Я не могла пожертвовать тем, что приобрела. Поэтому, мне оставалось совершенствовать свои навыки исполняя песни, которые мне не нравились, – я посмотрела на Барб, но меня встретили лишь ее грустные глаза. Она жалела меня не скрывая этого, вот только…
– Не