события посреди зала Рукопожатий была установлена статуя, носящая название «Под толщей льда». Объявляя конкурс среди скульпторов, правление надеялось на нечто традиционное, классическое: полуголую девицу с воздетыми руками и реющими волосами, к примеру. Эскизы посыпались отовсюду. Чего только не предлагали: и держащихся за руки детей, и сгоревшие пушки, и покорёженные обгоревшие остовы космических кораблей. Столько вдохновенных идей, а выиграла самая нелепая. Должно быть, председатель комиссии оказался большим оригиналом. Как бы там ни было, после нескольких месяцев, ушедших на воплощение эскиза в жизнь, наконец-то, она готова и выставлена на всеобщий суд.
Посетитель, входя в зал Рукопожатий, сначала теряется. Оглядывается. В центре как будто стоит невысокий постамент, а на нём – ничего. С боку пристроилась скромная табличка с названием и именем скульптора. Чуть ниже сентиментальное стихотворение, из которого и взято название для скульптуры:
«Где моё сердце видит сны, под толщей льда…»
Потом, подойдя ближе, зритель понимает, что постамент – это и не постамент вовсе, а круглый каменный колодец, полный специально обработанного стекла, имитирующего лёд. В пол по периметру вмонтированы невидимые охлаждающие элементы, усиливающие эффект. В итоге «лёд» выглядит таким реальным, что хочется прикоснуться. Потереть рукой поверхность, чтобы лучше разобрать, что же он скрывает. Что же там, в конце концов, под толщей льда?
Глава 1
Пра Юги
Пожалуй, никто во всей галактике не знает такого количества поучительных историй, как ниряне. Ох, и любят же они пугать своих чад! Взять хотя бы историю о существе, превыше всего на свете ненавидящем непослушных детей.
– Веди себя, как следует, – наставляют нирские родители, – а не то явится Пра Юги и поднимает тебя на свои рога.
Сама перспектива быть поднятым на рога ничего хорошего не сулит, но с Пра Юги всё далеко не так просто. Это покрытое чешуей существо, мощное как бык, носит на голове целый лес: голые и чёрные, будто бы обглоданные пламенем, деревья. Меж ветвей каркают вороны. Тому, кого Пра Юги поднимет своими рогами, всю вечность предстоит бродить по этому лесу, слушать крики птиц и раскаиваться в том, что не слушался родителей. Нужно ли говорить, что историю о Пра Юги я слышала столько раз, что и не пересчитать? Я, разумеется, делала вид, что подобные выдумки меня ничуть не стращают. Лес на голове у чудища – что за глупость! И всё же, несмотря на браваду, эти истории находили путь в мою голову, пробирались ко мне под покровом ночи. И тогда мне снился этот сон: чудище забралось в дом и гналось за мной. Переворачивало мебель. Разбивало окна. Я пряталась от него – то в шкаф, то под кровать, но оно всегда находило меня.
В ту ночь Сон приснился мне снова, впервые за восемь лет, и я проснулась, задыхаясь. В тишине спальни отзвуки кошмара ещё некоторое время преследовали меня. Грохот ломающихся панелей. Разлетающиеся в стороны осколки каменной плитки, которой были выложены полы в коридорах. Треск раздираемых в клочья шёлковых гобеленов. Пра Юги вновь искал меня.
С чего бы? Ведь я уже не ребёнок.
Сон не давал мне покоя весь следующий день, а ближе к вечеру приехал отец, и едва увидев его шаттл, приближающийся к посадочной площадке позади нашего загородного дома, я всё поняла.
«Трип Лан сделал выбор», – такую весть он мне принёс.
Мы сидели на крытой веранде и смотрели на закат. Солнце тонуло в ложбинке между горами-исполинами, щедро поливая их на прощание золотым дождём. При таком свете профиль отца вырисовывался очень чётко, приобретая несвойственную ему резкость.
Отец не глядел в мою сторону. Его плечи были расслаблены, руки лежали на подлокотниках кресла (человечий дизайн, не нирский, спасибо мамочке). И всё-таки от моего внимания не укрылась некоторая напряжённость, с которой он произнес имя Трипа.
«Трип Лан сделал выбор».
– Неужели? – спросила я, тоже изображая безразличие.
– Её имя Ранд Тир Мелу Вис со Снежной равнины, – продолжал отец. – Замечательная семья. Я был близко знаком с её дядей. Прекрасная, достойнейшая фамилия. Что ж, мы все знали, что сделав выбор, Трип не ударит в грязь лицом, как сказала бы твоя мать.
Я не ответила. Этого не требовалось.
– Ей понадобится сопровождающая, – добавил отец мягко, предчувствуя мою реакцию.
Вот ещё!
– Пусть это будет… – я сделала неопределенный жест рукой, – ну, хоть бы Маара.
– Род Маары недостаточно знатен. Отец Тир Мелу сочтёт это оскорблением. К тому же, мы, а не Маара, ближайшие родственники Трипа, и это – твоя обязанность.
Ниряне любят высокие слова: «оскорбление», «обязанность». Среднестатистический нирянин употребляет их от ста до ста пятидесяти раз на дню. И ещё ниряне превыше всего ценят в дочерях кротость и послушание. Тут отцу не повезло. Моя мать была, по его же словам, бунтаркой. Я, видно, пошла в неё.
– Мне плевать, кто и что там сочтёт, – процедила я. – Я. Не. Поеду.
Отец