девушка… Могла бы смело стать генеральской женой, но я отдам её тебе, Черский. И тогда ты перестанешь быть невольником!..
Вихрь ударил в стену, забросал пылью, закрутил и в своём неистовом беге погнал где-то между казарменных зданий.
– Завтра беру её с собой. – Ланин растрогался. – Солнышко моё самое дорогое… Возвратится в сентябре, тогда я покажу её тебе. Понимаешь, Черский? Хочу отдать тебе самую большую драгоценность! Но ты работай. И бей в этого Гумбольдта, как в барабан. Так, понарошку, как тебя учил: штыком в живот!..
Буря снова загудела сильней.
– Пусть черти возьмут! – выругался он. – Ну, Черский, доброй ночи! – добавил он сердечно. – Позволяю тебе сегодня видеть во сне мою дивчину… Верь мне тем временем на слово: прекрасная!.. А завтра иди в госпиталь…
Он склонил голову и бросился в пыль со всего разбегу. Черский также зашевелился. Он медленно волочил ноги, выдвинутой вперёд грудью с большим трудом он прокладывал дорогу и дрожащими пальцами неустанно протирал глаза.
Приближался конец июля. Казармы были пусты, потому что войска пребывали, как обычно в эту пору года, в летнем лагере, в трёх километрах от города. Здесь было значительно приятней. Вблизи, в глубоком яре катил свои воды Иртыш и не только охлаждал воздух, но затоплял в своих волнах приплывающие с запада туманы песка. С противоположной стороны, с востока, подобную роль исполняла берёзовая роща. По правде говоря, это был скромный кусочек леса, захиревший, согнутый ветрами, но несмотря на это в этой высохшей почти плоской степи вырисовывался он, как чудесное явление на километровой длине: восхищал разнообразием форм, манил тенью, шумом листьев наколдовывал в душе человека радостные мысли. И будил грустные мечты о спокойствии и отдыхе.
Собственно, на этой территории между рекой и лесом в настоящее время пребывали все рода войск. На северном краю, ближе к городу, разбила шатры казачья бригада конной артиллерии, перед ней кадеты, ближе к югу линейные батальоны пехоты. Таборы и кухни, заняли место в самом конце. Движение было колоссальным. В течение целого дня неустанно шли маршем колонны, часто отзывались пушки, бил огонь карабинов, мчались на конях курьеры и адъютанты. Вечерами лагерь ещё более оживлялся: из Омска прибывали сюда все сливки общества, чтобы блеснуть нарядами и шиком. Играли оркестры, старались показать себя городские певцы. В небольших группках развлекались и танцевали, пока звуки сигнальных рожков не призывали к тишине.
Черский несмотря на то, что только прибыл, вошёл в эту жизнь без каких-либо трудностей. Он знал её превосходно и по прошлым годам, и при этом чувствовал себя прекрасно, старательная забота в госпитале сделала своё дело. Глаза перестали болеть, прибавил в весе, округлились запавшие щёки. Ланин, который также уже вернулся, принял его радостно и не смог скрыть под фамильярными шутками своей сердечности. Впрочем, и для других он был исключительно ласковым. Нужно заметить, что во всём батальоне что-то внезапно изменилось. Как если бы повеял другой ветер,