ко рту деревянную чашку с шиповниковым чаем. – Мои путешествия даются мне все труднее. Боюсь, следующее станет последним, и я уже не вернусь в родное племя.
Пока он ел и пил, Хадар и Алантай молчаливо ждали. Подкрепившись, Атила искоса взглянул на охотника и, к удивлению для всех, произнес:
– Вижу, ты опечален гибелью Нэйгумэ, Алантай…
С удовлетворением наблюдая, как изменилось его лицо от этих слов, шаман сдобрил их притворной скорбью:
– Я подходил к поселению, когда дух медвежонка сообщил мне эту печальную новость. Ужасно, ужасно… Все в племени Древа знают, что вы были дружны как родные братья, и я уверен, разделяют твое горе.
Алантай был одним из тех, кто относился к Атиле с недоверием. На то были свои причины: Атила не раз ошибался в своих предсказаниях и, как это водится у шаманов, перекладывал вину на злых духов, притворившихся добрыми и одурачившими бедного старика. Алантай встречал такие оправдания язвительной насмешкой. Он не мог простить шаману страданий, которые тот причинял людям, советуясь с теми, кого никто кроме него не видел, и в своей неприязни к нему Алантай был непреклонен. Это злило Атилу. Племя почитало Алантая не меньше, чем Хадара, а в последнее время, может быть, и больше.
«Неровен час, выберут его вождем, и тогда старому Атиле придется худо…» – прикидывал шаман и, пусть даже ценой лжи, считал нужным склонить этого воина на свою сторону или избавиться от него при первой же возможности. Сейчас он чувствовал, что благодаря болтливому Уту и своей хитрости такая возможность у него появилась…
– Прибереги жалость для своих бесполезных духов, – огрызнулся Алантай, резко подпортив ему настроение. – Они только и могут, что смотреть, как кто-то умирает!
– Мы здесь не для того, чтобы обмениваться пререканиями, Алантай, – сказал Хадар, зная, что, если не вмешаться, все закончится шумной ссорой. – Ты пришел, чтобы рассказать, кто убил Нэйгумэ, – так закончи свой рассказ.
– Мне больше нечего сказать тебе, мой вождь. Ни зверь, ни человек не убивал его. Когда я нашел Нэйгумэ в пепле Бледной равнины, он просто… Лежал… – вспомнив то, что трудно было описать языком племени Древа, да и любым другим языком, Алантай рассеянно искал точку на полу.
– Бледная равнина, говоришь? – задумался Хадар. – Владения Горы Аавэй. Обитель духов. Добрых духов, не так ли?
– Один злой дух там все же есть, – напомнил ему Атила.
– Быть может, Нэйгумэ не повезло повстречаться с ним? – предположил Хадар.
– Невозможно, – занервничал Алантай.
Хадар обернулся к Атиле.
– Как ты считаешь, старый друг?
Шаман почувствовал прилив благодарности – по крайней мере, Хадар никогда не сомневался в его способностях.
– Мой вождь, многие духи являлись мне в Лесу Следов. Дух оленя пришел и молвил, что охотникам нашим надобно знать меру – не брать лишнего у Хозяина Тайги. Дух совы прилетел, велел, чтобы в Ночь Келе лучшего олененка заклали, ибо волк духа Келе совсем уж отощал. Дух мамонта со мной говорил…
Атила