чем же ты хотел поговорить тогда? – спросил я. – Что ты хотел мне сказать?»
Я вспомнил его безумную настойчивость в Театре вампиров, хотя не думал об этом долгие годы; нет, пожалуй, вообще никогда. И сейчас говорил об этом с большой неохотой.
Но Лестат лишь улыбнулся слабой, почти виноватой улыбкой и покачал головой, тихая, смутная печаль наполняла его глаза.
И я почувствовал глубокое, невыразимое облегчение.
«Останься со мной!» – попросил он.
«Нет», – ответил я.
«И я не останусь», – сказал молодой вампир из темноты двора и вышел в оконный проем. Лестат взглянул на него и робко отвел глаза. Его губы дрожали.
«Закрой, скорее закрой». Он указал пальцем на окно, и тут рыдания вырвались из его груди, он опустил голову и заплакал.
Молодой вампир ушел, быстрые шаги прошуршали по дорожке, звякнула калитка… Я остался один с Лестатом. Успокоился он не скоро, я сидел и смотрел на него и думал о том, что произошло между нами, вспоминал давным-давно забытое.
И моя прежняя печаль вернулась ко мне, как в нашем доме на рю Рояль; но я грустил не о Лестате, умном и веселом вампире, который жил когда-то в этом доме, эта печаль была больше, это была часть той страшной, великой тоски, и я вдруг очутился в другом времени, в другом месте. И это другое место так ясно встало перед моими глазами: комната, жужжание насекомых, запах смерти и цветущей весны. И я узнал эту комнату, узнал с такой ужасной болью, что разум отказывался воспринимать это: нет, я не хочу туда, не возвращайте меня в прошлое. И вдруг все исчезло, и я был с Лестатом, слеза упала на круглую щечку ребенка, и это была моя слеза. Я вытер мокрые глаза и удивленно посмотрел на свои руки.
«Но, Луи, – тихо сказал Лестат, – как ты можешь быть так спокоен? Как ты можешь выносить это? – Он смотрел на меня, его губы дрожали. – Пожалуйста, Луи, объясни мне, как тебе удается понимать и выносить все это?!»
По отчаянию в глазах Лестата, по глухому тону голоса я понял, что и он с трудом подталкивает себя к чему-то очень больному, к картине из забытого прошлого. Но скоро его взгляд затуманился, он запахнул халат, качнул головой, посмотрел на огонь и глубоко вздохнул.
«Мне нужно идти», – сказал я.
Я так устал от Лестата и от всей этой грусти. Снова захотел покоя, к которому так привык. Я поднялся и вспомнил, что у меня на руках ребенок.
Большие, полные страдания глаза взглянули на меня с гладкого вечного лица.
«Но ты ведь вернешься… навестить меня… Луи?»
Я отвернулся и пошел прочь; он звал меня, но я не слушал. На улице оглянулся: Лестат стоял у окна, он боялся выйти, и я вдруг понял, что он уже давно не был на улице и вряд ли когда-нибудь выйдет из этого дома.
Я возвратился в маленький домик, откуда молодой вампир забрал ребенка, и положил малыша обратно в его кроватку.
– Вскоре я рассказал Арману о встрече с Лестатом. Может быть, через месяц, не помню: время ничего не значило для меня. Но только не для Армана. Он удивился, что я не рассказал