завтра, – отозвался я, уговаривая Василия-младшего вести себя прилично.
Долго уговаривать не пришлось, приторно сладкий голос супружницы сделал свое дело. Как говорится, Наташа, мы все уронили.
– У меня все хорошо. Да. А ты как, Пусечка? – пауза в монологе. Видимо, Пусечка рассказывал или рассказывала о делах. – И я соскучилась. Да-а-а. Очень-очень. И я тебя. Нет я. Ну не спо-о-орь. Хи-хи-хи. Ха-ха-ха. Пока-пока. Целую.
Господи боже, за что мне такие испытания.
– Чуть не стошнило, – я объявил о своем присутствии.
Ира цыкнула, демонстративно закатила глаза.
– Как был безэмоциональным Дубом, так им и остался.
– Слушай. Если ты завела себе какую-то Писечку, то что бы нам не развестись, а? Я вот и заявление опятьподал. Или Писечка с голой попочкой?
– С прикрытой попочкой, – огрызнулась она.
– Тогда чего мы ждем? М? Прими заявление. Возвращайся к Пусечке и живи с ним счастливо. Слушай, Ир, а Пусечка хотя бы мужик?
– Мужик, Дубинин. И рано!
– Рано для чего?
– Для нашего с Пусечкой будущего, – ответила загадочно Ира. – Из жизни мужчины надо иногда исчезать. Чтобы соскучился.
– А-а-а, так вот почему ты от меня свалила… Ну теперь многое становится на свои места.
– Я бежала не от тебя, Вась, а вот от этого всего.
– Ну так и беги опять.
– Рано.
– Кабздец! – высказался я. – Заявление прими, – рыкнул, решив закончить разговор. – И ты бы собиралась обратно в город.
– Ты меня выгоняешь?
– Совершенно верно. Порадуй Пусечкину писечку.
– Хамло!
– Знаю!
Проорался, а вот легче не стало. Ни капли. В голове так и кружили мысли о блондинистой. Только о ней. Пубертат опять какой-то. Хорошо спина прыщами не покрылась. И ведь в душ с фото бедоносной чуть не ушел – вовремя думалка щелкнула. Подсказала, что утоплю телефон, дорого мне рукоблудство обойдется.
Ну раз мозг поплыл, и я в дурь ударился, чтобы к мелкой ведьме не наведаться? Ночи спокойной не пожелать?
Наспех оделся и понесся лосем по ночным тропинкам. Так раздухарился – чуть через собственный забор не сиганул.
– Фу, Полкан, свои, – успокоил пса.
Добежал до деревянного домишки, сбавил шаг, постоял немного, выравнивая дыхания.
– Алис, – позвал вполголоса.
Трудно будет Марь Иванне объяснять, что я у них под окнами среди ночи делаю.
Тишина.
– Лисенок, – прошептал и толкнул деревянную раму, приоткрывая оконце. – Ты спишь? – спросил в темноту. Никогда тупее вопроса не задавал. Что еще можно делать в кромешной тьме?..
– Что ты тут делаешь? – вначале я услышал голос, а через мгновение блондинистая подошла к окну. Растерла заспанные глаза, зевнула, поправила лямки старушечьей ситцевой сорочки… И все равно ведь торкает. Смотришь на нее и не нужны никакие накрашенные губы в пять утра.
– Зарплату принес.
Она нахмурилась, посмотрела на меня и протянула ладошку.
– Ну, давай.
– Попалась…