был тихим. – Вы журналист. Из города.
Он помолчал, собираясь с силами.
– Я читаю вашу колонку. По субботам.
– Верно. Позвольте, я возьму у вас интервью?
– Такие вас не интересуют, – улыбнулся он и покачал головой.
– Почему же? Меня все интересуют. Как вы здесь оказались?
– Простудился, – уклончиво ответил пациент.
Спустя четверть часа я узнал, что больного зовут Берни Ростингсон, и он симулировал болезнь, чтобы оказаться на попечении городского бюджета, выделяемого клинике за каждого сельчанина на стационарном лечении. В деревне дела совсем плохи, и в прошлом году от голода умерли его жена и новорожденный ребенок. Иногда ему приходится пить одну воду по несколько дней, чтобы не чувствовать болей в животе.
– Как же вы выживаете? – воскликнул я.
– В основном, сплю, – пожал плечами Ростингсон и перевернулся на другой бок.
– Вы не пропадаете сутками на работе? Это у вас не от переутомления?
– Нет. Когда человек спит, он не хочет есть, не моется и не тратит топливо на обогрев и освещение. Это очень удобно. Экономит большую часть расходов.
Ростингсон был столяром. Эрл написал в приёмном журнале, что у него грипп, чтобы доходягу не выбросили на голодную смерть. Мне сказали, сейчас он выглядит гораздо лучше, чем когда его сюда доставили. Вечером я поинтересовался о его судьбе у Гединка, но он ответил, что больница не может кормить всех нуждающихся, поэтому, как только несчастный справится с гриппом, его выпишут.
– Безусловно, он в каком-то роде болен, но нищета – не наша специализация. У нас ведь не дом милосердия, верно?
Перед сном я спустился в комнату отдыха, чтобы разобрать свои записи. Тихо играл фонограф. Свет от камина создавал творческий уют. Я открыл окно и достал трубку. Аромат табака вместе с ночной свежестью заполнили помещение. Я зажёг небольшую свечу и сел в кресло за столик с незаконченной шахматной партией. Белые разыграли дебют королевского коня, но чёрные перехватили инициативу центральным контргамбитом. Белые приняли жертву, за что поплатились отставанием в развитии. Скоро им придётся идти в размен или уходить в глухую оборону.
Я зашелестел заметками и погрузился в их редактуру. Часы пробили полночь. Луна разлилась серебром по гладкому подоконнику. В комнату вошла одна из постояльцев санатория. Растрёпанные кудри на её голове смотрели в разные стороны. Она была одета только в полупрозрачную сорочку и нисколько не стеснялась бродить так по спящей клинике. Я поздоровался и снял очки, чтобы эта едва накинутая на тело пижама превратилась в одно бесформенное пятно. Девушка села напротив и протянула длинные босые ноги к камину.
– Тоже не спится? – спросила она, не отрываясь взглядом от огня.
– Ночью всегда легче работать, – ответил я.
– Не понимаю людей, которые встают рано и остаются бодрыми днём. Самое интересное всегда случается ночью, всего больше желаний рождается после полуночи. И никакой суеты, чтобы отвлекать