проговорили с ней до глубокой ночи. Я делился своими историями, страхами и надеждами, она много смеялась и рассказывала о жизни на улице и грядущих планах. Я знал, что такой откровенной может быть только ночь, и не боялся быть рядом с ней, будто мы знакомы целую вечность. Когда мы проснемся, будет новый день, и ничего из этого не останется. Родство душ пропадет, будто его и не было никогда, в наших речах не останется прежнего доверия, а мысли перестанут быть такими схожими и оттого понятными, как в эту ночь. Мы будем также сильно желать новой встречи, как бояться её. Когда мы в следующий раз заговорим, мы не покажем интереса друг к другу. Когда мы заговорим, нас будет преследовать чувство стыда, будто мы видели друг друга голыми, будто мы поспешили, открывшись друг другу. Когда мы заговорим, нам будет не о чем говорить. И от того я ценил каждый миг в эту ночь.
Под утро мы всё-таки расстались. Оба не хотели уходить, будто чувствовали, что вот-вот случится что-то важное. Наконец, Хэлли попрощалась и обняла меня. Я почувствовал её влажные губы на моей щеке. Наступила тишина.
Я был слишком возбуждён, чтобы продолжать работу, да и давно пора было отправляться спать. Тем не менее, я постарался взять свои эмоции под контроль и разобрать новые записи. В комнату вошел Эрл. Он потянулся и сделал что-то вроде ленивой зарядки. Я спросил, почему он не спит.
– Сегодня у меня выходной. Можем поболтать, а потом спать до обеда.
– Тебе не нужно в город?
– Я могу попросить Винсора привезти тебе что-нибудь. Мне там делать нечего.
– Чем же ты обычно занимаешься в клинике?
– Читаю, сплю и ем. Иногда работаю на полставки. Выходной – это просто название. С Гединком каждый день, словно праздник, – он усмехнулся.
Я решил написать историю Хэлли отдельной колонкой. Интервью получилось большим, материала хватило бы, чтобы показывать читателям трансформацию сироты из работного дома в течение двух месяцев еженедельных выпусков. Эрл бегло прошёлся по записям и закурил.
– Всё это сантименты, – сказал он. – Как красиво ты пишешь, и как далеко это от истины.
– Разве? – спросил я, убирая блокнот. – Если бы я писал о жизни, кого бы это интересовало? Тебе что, мало своих проблем?
– Да нет, – угрюмо ответил Эрл. – Я просто говорю, что это всё романтическое словоблудие.
Я вспомнил вопросы Хэлли и сейчас спросил себя, как часто мне приходилось идти на сделку с совестью, чтобы сохранить работу. Конформизм убивает. Стоит остановиться и перевести дух, и ты уже отравлен. Если зарабатываешь на лжи или полуправде, нужно работать как конвейер, не задумываться, не пытаться задавать вопросы, никогда не сомневаться в выбранном пути и избегать копаний в собственных мыслях.
– Ты ещё здесь?
Свобода не бывает абсолютной, и за возможность не думать о еде мы отказываемся от сострадания. Нет, это просто очередная уловка, чтобы избежать ответственности, с горечью подумал я. Ведь я хочу, чтобы мир был несправедлив, чтобы оправдывать