месту. У нас любят, чтоб вот пение было… Чтоб вот русскую пройтись… трепака…
– Ну, уж что делать… Ничего не поделаешь… Каждому свое… – развел руками Котомцев.
– Свое-то свое, а нам-то каково, коли вы будете здесь в номерах стоять, пить, есть, а с театра ничего не получать!
– Вот в среду в ратуше вечер устраиваем.
– Коли разговорная игра будет – и в ратуше немного возьмете. У нас этого не любят. Что канитель-то слушать!
– Танцы, танцы, господин хозяин, в костюмах… – кивнула ему Гулина.
– Вот это дело десятое. А теперь, господа, нельзя ли хоть красненькую с вас получить?
– Да уж потерпите до среды, – сказал Котомцев.
– Э-эх! – вздохнул хозяин. – Неужто уж красненькой-то нет? Кажется, уж немного прошу. Пошарьте… Ну, куда вам деньги-то? Ведь потом у меня все равно будете пить и есть в долг.
Котомцев переглянулся с товарищами и сказал:
– Вот восемь рублей у меня есть. Коли хотите, возьмите.
– Давай… С актера по мелочам не возьмешь, так и ничего не возьмешь, – отвечал Подковкин и прибавил: – А только чтоб в среду уж мне не меньше, как пару красненьких.
– Непременно. Будет сбор, так до копейки рассчитаемся.
– Ну ладно. Прощенья просим.
Хозяин взял восемь рублей, поднялся со стула и стал уходить.
XVII
Литературно-музыкальный вечер, данный в зале ратуши, опять не собрал публики. Сбору было всего двадцать шесть рублей. Даже обычные посетители трех первых спектаклей блистали своим отсутствием. Не явился и мировой судья, не приехал и начальник станции. Голова за безвозмездно уступленное зало в ратуше сидел со всем своим семейством в первом ряду даром. Даром вошли в зал и писцы управы, сторожа ратуши также пропустили изрядное число публики бесплатно. Суровщик Глоталов, не получив за ситец, который у него брали для занавеса, со второго спектакля не платил уже ни копейки и всегда приводил с собой несколько человек приятелей. Содержатель гостиницы Подковкин и его семья сидели также даром. А на этот раз даже лесничий и лесничиха, участвовавшие в вечере, потребовали десяток даровых билетов для своих знакомых. К довершению неудачи и еврей Варганчик возмутился и отказался платить на этот раз и за вешалки, и за буфет, так как ему почти никто не отдал на сохранение платья и никто не пил и не ел в буфете. Публика сдавала свое платье сторожам ратуши, а голова приготовил в одной из комнат канцелярии закуску с водкой и чай, куда и приглашал своих знакомых выпить и закусить, а знакомыми у него были почти все присутствующие. Котомцевы и другие актеры повесили головы.
– Ну, что? Вот и в центре города даем вечер, а ничего не берем, – говорил Котомцев лесничему. – Нет, уж здесь место такое проклятое!
– Позвольте… Был бы сегодня сбор, но на ваше несчастие у нас сегодня в посаде два именинника: доктор Иван Иваныч и помощник начальника станции Иван Максимыч, – отвечал лесничий. – Множество народа там.
– Опять? Прошлый раз были поминки, а нынче именинники, и все это мешает сбору?
– А вы думали, как? И