Павлыч! Ты что прочтешь? – спрашивал Котомцев Днепровского.
– Наизусть ничего никогда не читал, но ежели надо, из «Братьев Карамазовых» Достоевского по книге прочту.
– Да уж надо из чего-нибудь вечер составлять. Даша качучу станцует. Коротенькая юбочка и трико у нас найдутся.
– Нет, Анатолий, я не могу… – потупилась свояченица Котомцева.
– Отчего не можешь? Танцевала ведь прежде.
– Да, когда я девочкой была. А теперь нет, нет!
– Глупая! Да ты теперь будешь больше иметь успеха, чем девочкой… На ура примут.
– Нет, нет. Не просите.
К ней подскочили сын головы и сын кабатчика Подседова.
– Дарья Ивановна, станцуйте, – упрашивали они.
– Ни за что на свете!
– Я вам букет поднесу, – говорил Подседов.
– Очень вам благодарна, но не могу я качучу танцевать, ежели у меня даже кастаньет нет.
– Врешь, врешь. Кастаньеты у тебя в саквояже, – заметила ей сестра.
– Ну и что же? Одна из них лопнувши.
– А другая цела. И об одной станцуешь.
– Как же это так об одной?
– Ежели уж на то пошло, то лопнувшую кастаньету всегда склеить можно, – заметила сожительница Днепровского Гулина, отвела Дашу в сторону и строго сказала: – Как тебе не стыдно отказываться! Товарищество погибает, хватается за вечер в ратуше, как утопающий за соломинку, а ты упрямишься номер исполнить, и номер такой, который может быть заманкой.
– Я не упрямлюсь, но я просто не могу. Ведь я года два уже не танцевала.
– Врет, врет. Будет танцевать! – мигнула ей сестра и шепнула: – Нам на хлеб, нам пить-есть надо, а ты куражишься! Не имеешь права отказываться.
Даша слезливо заморгала глазами и направилась за кулисы.
– Желаете, я вам на скрипке сыграю? – предложил Котомцеву лесничий.
– Батюшки! Об вашем номере-то и забыли! – хлопнул себя Котомцев по лбу. – Отец родной! Непременно сыграйте. Вы будете у нас украшением вечера.
Котомцев заключил лесничего в объятия и расцеловал.
– Ставь и меня на афишу. Я спою куплеты «Как яблочко румян», – предложил Котомцеву Безымянцев. – Жена прочтет «Грешницу». Она отлично читает это стихотворение.
– Нет уж, «Грешницу» я буду читать, – подскочила к Безымянцеву Котомцева.
– Отчего же вы непременно, ежели я заявляю про жену? Я первый заявил.
– Вы первый заявили, а «Грешница» Толстого – мое репертуарное стихотворение.
– Сонечка! – крикнул Безымянцев появившейся на сцене своей жене. – Мы ставим в среду литературномузыкальный вечер, я говорю, что ты будешь читать «Грешницу», и вдруг Татьяна Ивановна говорит…
– Никому не позволю «Грешницу» читать! Это мое коронное стихотворение, – подхватила Безымянцева.
– А вот посмотрим! – воскликнула Котомцева.
– Что такое: посмотрим? И мы поглядим. Чем ты кичишься-то? С чего ты важность-то на себя напустила? И я такой же член товарищества, как и ты. На одинаковых