дышло – куда поворотишь, туда и вышло», «Закон что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет».
Закон, как относительное средство осуществления справедливости, никак не может быть поставлен в качестве высшего элемента правосудия. Иногда и «законы святы, да исполнители супостаты», злоупотребления «по закону», если нет правды между людьми, неизбежны. Случается, что «сила закон ломит», и «кто закон пишет, тот его и ломает». Нередко виноватый может спокойно говорить: «что мне законы, когда судьи знакомы?»
С одной стороны «всуе законы писать, когда их не исполнять», но в то же время закон иногда без надобности стесняет: «не всякий кнут по закону гнут», и по необходимости «нужда свой закон пишет». Если закон поставить выше всяких других соображений, то он даже вредит: «строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит». Закон по существу условен: «что город, то норов, что деревня, то обычай», а между тем «под всякую песню не подпляшешься, под всякое нравы не подладишься».
Единственное средство поставить правду высшей нормой общественной жизни состоит в том, чтобы искать ее в личности, и внизу, и вверху, ибо закон хорош только потому, как он применяется, а применение зависит от того, находится ли личность под властью высшей правды. «Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы». «Кто сам к себе строг, того хранит и царь, и Бог». «Кто не умеет повиноваться, тот не умет и приказать». «Кто собой не управит, тот и другого на разум не наставит». Но эта строгость подданных к самим себе хотя и дает основу действия для Верховной власти, но еще не создает ее. Если Верховную власть не может составить безличный закон, то не может дать ее и «многомятежное человеческое хотение». Народ повторяет; «горе тому дому, коим владеет жена, горе царству, коим владеют многие».
По существу, Россия предприняла попытку реализовать единственную в мире политическую форму народной – соборной монархии. В этой системе царь и народ (держава и земля) в равной мере оказываются чадами Православной Церкви. Однако с тем различием, что царь правит именем Божьим, а земля добровольно отдает ему власть над собой, хотя и сохраняет духовное единство с ним в рамках собора. Подобное социально-политическое устройство не имеет себе соответствий ни в западном «количественном» парламентаризме, ни в восточном институте тайных советников или великих визирей.
Выражением справедливости считалась соборность принимаемых решений. Актуальные, часто судьбоносные для страны, вопросы внутренней и внешней политики решались на соборе не по большинству голосов, а по единодушному согласию всех земных и духовных представителей во главе с самодержцем. Споры бывали, но они разрешались мирно и, как правило, успешно. Так, например, призвание на царство Михаила Фёдоровича Романова на соборе 1613 года проходило не без противоречий – но это был, в конечном счете, выбор всей земли, а не какой-либо ее наиболее хитрой части (плутократии), заручившейся голосами остальных. Соборяне были единодушны в обнаружении общенародной