году?
– Зачем? – не понял Виктор.
– Чтобы получить с меня полмиллиона долларов. Он ведь картину вполне мог и не покупать, просто взять на время у приятеля. И она, что характерно, может быть сколько угодно настоящей.
– Ну, ты и закрутил.
Короче, сговорились они на том, что никого Виктор к Платонову не ведет, пока они этого деятеля поближе не узнают. Если у него есть что Платонову сейчас показать, то пусть Плющ привезет картину. Владимир Павлович ни за что не отвечает, выскажет свое мнение, но и денег никаких не возьмет.
– Пока не возьмешь, – уточнил Виктор. – Я ему скажу, временно не берем, до тех пор пока не познакомимся поближе.
Пришлось согласиться, хотя Платонов ни на секунду не верил в перспективы этого сотрудничества.
Но все-таки сегодня Виктор приволок Занковского. Еще лет пятнадцать назад вряд ли кто-нибудь знал о существовании такого художника. Был он, сколько помнил Владимир Павлович, военным топографом, служил на Кавказе и Кавказ же всю жизнь писал, причем делал это весьма пристойно. Сегодня ситуация изменилась, рынок хорошенько выметен, первые имена стали стоить просто бессмысленных денег, и такая большая вещь теперь уже «известного художника» должна стоить несколько десятков тысяч долларов.
Но что-то Платонова насторожило сразу.
– Виктор, – спросил он, – а кто он, этот твой клиент, где ты его взял?
А сам крутил картинку в руках, рассматривая заднюю сторону холста, пытаясь заглянуть под раму. Казалось ему или он ее действительно где-то видел?
– Он сам ко мне подошел, – ответил простодушный Плющ. – Я Хохлу тройку нашу бронзовую привез, которая у Сладкого не прошла, как ты велел, а он мне показал немца какого-то зафуфленного со словами, что это Гине. Ты мне говорил, что с войны каждый солдат себе такую картину привез: горы, лес, озеро, мельница на переднем плане. Ну, а на этой подпись нарисована – Гине. Но я не поверил, вспомнил твои уроки, ты же говорил, что Гине хороший художник был, а тут такая мазня. А сзади, смотрю, наклеечка такая бумажная, как будто холст закрепили, чтобы не сыпался, но только бумажка – свежая. Я ее оторвал, а под ней надпись по-немецки.
– А что же ты здесь наклейку не оторвал? – спросил вдруг Палыч и рванул небольшой кусок холста, который уже раньше заметил на обороте картины.
А под ним оказалось именно то, чего он и боялся – остатки штампа. Можно было прочесть только «…ский…арственный музей» и четырехзначный инвентарный номер.
Глава 9
Платонов вышагивал на своих «журавлиных» ногах расстояние от метро до дома старухи Лериной и уговаривал себя, что скверное настроение у него вовсе не оттого, что соседка по лестничной площадке опять не подавала никаких признаков жизни. Нет, она была на месте, жила в своей квартире, утром он, выходя, слышал женские шаги за ее дверью, но Анастасия не звонила и даже не встретилась ни разу с ним просто на площадке, что было совсем уж не трудно.
Поводов для расстройства он себе напридумывал достаточно