на телегу в надежде, что в Толимаре поставят на ноги.
Стало прохладнее, временами налетал пронзительный, залезающий в малейшие щёлочки, ветер, но зато и небо очистилось, лишь небольшое стадо облаков топталось по нему, как будто следуя на юг этим же самым трактом. Солнце, впрочем, не жаждало расточать свои милости скудному краю и по большей части пряталось то за одной тучкою, то за другою. Фродвин, который, кажется, вместе с пивом проглотил что-то ехидное, не преминул заметить, что именно к таким последствиям и приводят рассветные молитвы без надлежащего инвентаря.
Тракт по широкой дуге огибал нескончаемое болото – жёлто-зелёное, пушистое, словно шубка какого-нибудь зверька, временами оно вспухало тёмными пузырями камней, его разъедали сизые лакуны грязи, прорывали чёрные пятна стоячей воды. Порой мелькали настоящие озёра, обложенные по краям пучками сухого камыша, порой – приправленные валунами островки тверди, на которых гнездилось по нескольку заморенных сосенок или чернопалых берёз. По-своему это был красивый и даже уютный край, и Айдан подумал даже, что будь он каким-нибудь подвижником, непременно обосновался бы посреди здешней лохматой топи.
На время ленивое созерцание заставило его даже забыть про записки Бернхарда. Потом из болтовни пугливого мужичья к нему в голову вползли орки – в его воображении с холмов посыпались клыкастые великаны верхом на волках-переростках – всё как рассказывали повидавшие несколько набегов ланцигские насельники-старожилы – ужасное, но эпическое зрелище, которое можно потом изложить в леденящих кровь строках. Айдан даже подобрал пару звучных оборотов, но, не записав, почти сразу же потерял их.
Трудности начинались, когда приходило время воображать сшибку и его собственную роль в ней. Так-то у каждого странника обычно имелось какое-никакое оружие, хотя бы утяжелённый посох, приспособленный под дубину, монахам же не полагалось и такого: Владыка оборонит – и это вставало непреодолимым препятствием на пути у фантазии. Как, спрашивается, разить зеленокожих, если ты не бугай, который сшибёт плечом и задушит голыми руками – может быть, кто-то из других путников ссудит лишнее оружие? Какой-нибудь кинжал? Да нет, – фыркнул про себя Айдан, – хорош я буду с ножичком против палицы – швырк-швырк, и меня уж покромсают, пока подойду. Нет, надо что-то другое – у дороги тронутый лишайником щербатый булыжник разрывает травяной пласт – конечно, камень! Подобрав, засадить в лоб волку, а после ударить всадника, отобрать у него дубину, совершить ещё парочку подвигов и получать одобрительные кивки попутчиков, когда придёт черёд вспоминать о побоище за тарелкой каши.
Картины были – сказка. Размечтавшись, Айдан задремал в седле, а когда проснулся, обнаружил, что на гребне холма, между караваном и солнцем, застыло трое всадников, чёрных, как мысли душегуба. Но на разбойников они не походили: ни один порядочный бандит не стал бы вот так маячить на виду у добрых путников. Обождав немного, подозрительная троица скатилась