монах соображал, как ему переубедить охранение, с ними поравнялся остробородый, который внимательно рассмотрел птаху на инквизиторской куртке, потом воззрился на хворого и скомандовал:
– Останавливаемся!
Ополченцы зароптали, но спорить с рыцарем не стали, караван встал.
– Спасибо, – промолвил Шаан. – Теперь, пожалуйста, отойдите от него, – он стал водить руками, словно разводя перед лицом ветки. Странники, хоть ничего не поняли, уже начали расступаться, да было поздно.
Мальчишка завопил, шарахнулся, как от волка, возникшего вдруг на телеге. Он выставил руки, силясь укрыться от незримой напасти. Он всё кричал, и зелёные холмы сделались чёрными, ложбины стали провалами, небо испещрили звёзды – мелкие злые крапинки. Страх теперь стиснул каждого, сжал – что и не выдохнуть. Слова в неподвижном воздухе умирали, не родившись, лишь крик не прекращался, кромсал души.
Чёрные на чёрном, высеченные в пепле орочьи хари. Теперь не чёрные – зелёные, почти коричневые. Не замерли – рыкают, разевают пасти. Повсюду шатры, костры да кибитки. Повсюду холмы, дорога и тучи. Перепуганные странники. Орки – тут они. Все при мечах, за спинами луки, воют, как изуверы, выпущенные из преисподней. Дюжины две, не меньше клыкастых.
Рыцари рванули навстречу, да всюду телеги, не развернуться. Клинки скрестились, опустевшая шея брызнула кровью. Телохранитель достал свой огромный двуручник, заслонил госпожу со свирепым видом. Клыкастый смял ополченца дубиной, запрыгнул на телегу, толкнул Шаана – его арбалет пальнул в небо. Но орк инквизитора даже не тронул, помчался прочь, стал забираться на холм – да его застрелили в спину. Айдан хотел отойти подальше, но упал, и чья-то нога лягнула его в брюхо. Тьма под телегой – уж лучше быть трусом, чем в свалке свои же случайно зарубят. Там вопли и треск, молитвы и слёзы. Там топот и рык, божба и проклятья. Там смутные тени, там «С нами Владыка!».
Когда всё утихло, Айдан ещё какое-то время не мог решиться вылезти из-под телеги, боясь уже не столько за свою жизнь, сколько за репутацию. К счастью, никто не смотрел в его сторону: все радовались, что живы, а кто потвёрже – пытались помочь раненым. Досталось в основном ополченцам, и ещё тот самый селянин, который всё время раздавал монеты, безвольно покачивался в объятьях мамаши. Не сильно-то ему помогло подаяние, подумал Айдан. Виллем пробовал пальцем свежий синяк, похожий на размеченный багровыми точками эскиз к миниатюре, и болезненно морщился. Картофельные бородачи пытались убрать с телеги чьи-то кишки, а когда увидели монаха, одного из них аж перекосило от злости, он сделал шаг в его сторону, да приятель удержал и стал шептать что-то в ухо – вид у него, правда, тоже был не особо миролюбивый. Айдан понял так, что эти двое считали его виновником случившегося и готовили месть. Услышали, наверное, что в Ланциге завёлся монах-чародей, и готовы теперь валить на него все несчастья.
Остробородый хмуро поглядывал на путников, словно прикидывая, через кого ещё полезут орки – но когда селяне подошли с вопросами, очень