из их деревушки до Степана. Да и то, благодаря Севостьянову, как уж тут без этого.
Страшно стало Степану, застыла от страха душа. Вот теперь тётка Матрёна как про него говорит? Так и другие люди станут про него думать – душегубец, убивец… Сторониться станут, кто ему поможет – никто! Куда он идёт, к кому, и к чему? Может и права была Авдотья Севостьянова – надо было там и оставаться, работа была, крыша над головой. Сам Никанор Андрияныч к нему по-доброму, по- человечьи относился, уж он то за свою жизнь душегубцев повидал не мало. Сразу Степана и разглядел, что не такой он, не губил чужой жизни. Хотя сам только раз и спросил Степана, после пары рюмок наливки в Престольный праздник:
– Скажи, Степан… как же вышло то так? Поди ж нечайно, не угадал с силой, или как?
– Нет, Никанор Андрияныч, хочешь, Святым Крестом побожусь, не делал я этого…
– Ладно… чем уж мне только не божились тут, а что поделать, я вам не судья, – был ответ Севостьянов и больше они про это не заговаривали, хоть не раз ещё приходил Степан на работы в смотрителево подворье.
В тяжёлых думах заснул Степан, подмастив под голову набитую сеном подушку и решив, что утром повернёт он в обратную сторону, вернётся в Солонцы – небольшую деревеньку, где обосновались бывшие каторжане. Такие, как он сам… И пусть снова будит его по утрам ненавистный острожный колокол, пусть снова серые тучи идут низко, чуть не по самым плечам, редко отпуская на суровую землю солнечный луч.
– Стёпушка, просыпайся, – раздался над ухом Степана ласковый голос деда Акима, – Матрёна завтрек собрала, ужо давай, подымайся. Пораньше выедем, до полудня ещё у парома окажемся. Тем паче Матрёна Гнедого своего даёт, мою-то Зорьку покуда тута оставлю. Стара уж она, а Матрёне заказ большой с Уезду везти буду, вот и выторговал себе коника покрепче, чтобы старушку мою не мучать.
– Дедусь…я вот тут вчера поразмыслил…, – начал было Степан, но дед его остановил.
– Обожди, Стёпушка, давай чуть опосля. Я вот тут лапотки тебе добыл. Несподручно ведь в сапогах-то тебе шагать. Ты сапоги в мешок спрячь, всё же не так приметно! Говорят, на Уездном-то тракте, и после, когда дальше идти, лихих-то людей немало встречается. А у тебя одёжка вроде бы и не приметная… а вот сапоги новёхонькие! В лаптях целее доберёшься!
– Благодарствуй, дедусь! Век за тебя молить Бога буду, – ответил Степан и вдруг передумал в Солонцы возвращаться.
Уж столько пройдено, думал он, сдувая пар с чайного блюдца, и люди ему хорошие встретились, вон дед как за него печётся. А что в Солонцах? Там ведь не такие как сам Степан, без вины на душе, а есть кто за копейку малую людей губил. Нет! Прав Севостьянов, надо уходить с этих гиблых мест! Домой, в родную деревню, авось матушка ещё скрипит, болезная!
Глава 3.
– Вот и паром, добрались, дедо, – объявил Степан деду Акиму, издали завидев блестевшую в низине широкую реку и деревянную пристань на берегу, – Знать, пришла пора расставаться, дедусь…
Степан держал поводья резвого