руке у него был кусок ткани, оторванный от края рубашки. Он снова бросил его на землю рядом с собой в кучу собранной одежды и протянул мне руку, чтобы помочь подняться, приподняв бровь, как будто это был такой же невинный жест, как и любой другой. Но все, что он делал, отнюдь не было безобидным – все служило некой цели.
А я не хотела иметь ничего общего с этим.
Я попыталась подняться на ноги, опираясь обеими руками о землю. Наконец, мне это удалось, хотя ноги едва держали, до костей пронизанные исходившей изнутри усталостью. Слегка покачнувшись, я все же заставила себя выпрямиться перед богом Мертвых с высоко поднятой головой. Стряхнув с себя образ уязвимой девчушки, которая пыталась сжаться в комок от стыда за то, что сделала, я посмотрела в темные глаза монстра.
– Вот, моя звезда, – сказал он, складывая в руках кусок ткани.
Положив его на раскрытую ладонь, он потянулся вперед, выдерживая мой взгляд в молчаливом вызове. Просунув руку мне между бедер, он стер следы своего удовольствия с моей кожи. Ни разу не взглянув ни на то, что делал, ни туда, где прикасался ко мне. Лишь изогнул бровь, когда я сдержала дрожь чувственности, пока он нежно касался меня между ног.
– Смотри, как ярко ты вспыхиваешь, когда погружаешься во всю эту ненависть в своем сердце. Подумай, на что ты будешь способна, если не будешь тратить свою силу впустую на единственного человека в этом мире, который любит тебя больше всего на свете.
Он бросил ткань на землю, поправил штаны, завязал их и продолжил одеваться. А я стояла перед ним голая, на мгновение взглянув на свою одежду, а затем снова перевела взгляд на него.
– Я никогда не смогу забыть человека, которым тебя считала, не смогу забыть, как сильно я любила его. Но остаток своей жизни я проведу, стараясь забыть о твоем существовании.
Он поморщился, когда я присела на корточки, чтобы схватить свои брюки, вывернув их лицевой стороной наружу и сунув ноги в штанины. Подтягивая их вверх, пока они не сели на бедра как положено, я изо всех сил старалась не обращать внимания на вспышку боли, которая импульсом передалась от него ко мне. Чувства его были приглушены, как будто это были мои собственные вернувшиеся эмоции – более слабые, но все же узнаваемые.
– Не делай из меня своего личного злодея, – сказал он, глядя на меня.
Его рубашка все еще лежала на земле рядом с ним, и золотистая кожа блестела в лучах скрывающегося за горизонтом солнца. В сумерках на вечернем небе появилась луна, танцуя с солнцем под звуки краткой серенады, прежде чем оно скроется на ночь.
– Ты сам все это сделал, Калдрис, – произнесла я.
Это имя, произнесенное мной, казалось неправильным во всех смыслах. Он поморщился, словно соглашаясь с этим, хотя это было его настоящее имя.
Он вздохнул, нагнулся и сердито подхватил свою рубашку с земли, а я уселась перед ним, чтобы натянуть носки и ботинки. Надев рубашку через голову, он сунул руки в рукава, пока его волосы развевались на легком ветру.
– Однажды ты поймешь,