что причин для тревоги нет, что-то встревожило. Он попросил Воскобейникова зайти к нему в кабинет и показал только что полученные результаты расшифровки данных кардиомониторинга. Лицо его выражало некоторое смущение.
– Общая картина удовлетворительная. Скорей всего, ничего страшного, но мне не очень нравится кардиотограмма – базальный ритм сердечных сокращений упал до восьмидесяти. Подождем несколько дней, посмотрим.
– Да, – бесстрастно сказал Андрей Пантелеймонович, чувствуя, как сжимается и начинает гулко колотиться сердце, – да, подождем.
– Еще одна неделя, и, если состояние не стабилизируется, будем делать кесарево, чтобы спасти ребенка.
Воскобейников холодно кивнул и вышел, ничего не ответив. Он направился в процедурную, где в это время не было никого, кроме Людмилы Муромцевой, сел за стол и громко застонал, обхватив руками голову и раскачиваясь в разные стороны.
– Боже мой, боже мой! Люда!
– Андрей, милый мой, что случилось? – всполошилась она.
– Кесарево, боже мой! Колпин хочет делать ей кесарево, чтобы спасти ребенка! Представляешь – резать, потом ходить ей, бедной, со вспоротым животом и знать, что это все зря, что ребенок все равно умер! Понимаешь, каково ей будет? Но как я ей это смогу объяснить?
– Зачем ты так говоришь, Андрей, ведь Колпин говорит, что ребенок в хорошем состоянии, надо надеяться!
– Нет, Люда, я-то знаю, что все бесполезно, что все бессмысленно – я с самого начала это знал, но не хотел ей говорить, а она… – он вдруг замолчал, испугавшись, что проговорится, но Людмила не стала больше ни о чем спрашивать. Она нежно, как в прежние времена, погладила его по голове, прижала ее к груди.
– Не нужно, милый, не бойся! Колпин такой перестраховщик – делает кесарево сечение, когда вполне можно обойтись, а я с ним теперь даже и не спорю. Предложила как-то – девочка молодая рожала, жалко ее просто было. Говорю: «Я сейчас ей сейчас по точкам схватки вызову, она через два часа родит». Так он как начал вопить: «Шарлатанство, вы еще бубном потрясите здесь и попляшите! Пойдите, поучитесь сначала!» Евгений Семенович тоже, знаешь, с ним связываться не хочет – время не то, боится. Но, если что… Если у Инги что с ребенком, то не будем кесарить – я все беру на себя. Вызову роды и проведу плод через естественные пути, не мучайся так.
Воскобейников вскинул мокрое от слез лицо и прижал ее руку к губам.
– Спасибо, милая моя Людочка! Знаешь, меня всегда мучило, что я виноват перед тобой.
– Ни в чем ты не виноват, абсолютно! Ты дал мне минуты счастья, ты старался заменить отца моему сыну все эти годы, и… и я по-прежнему люблю тебя, Андрей! Иди сейчас домой, не нужно ходить к Инге – у тебя плохой вид, она испугается. Я за ней сегодня ночью присмотрю, не бойся. Иди!
– Да, это лучшее, что я могу сейчас сделать.
Он не стал вызывать машину и отправился домой пешком, по дороге пытаясь собраться с мыслями и обрести душевное равновесие. Ему не хотелось никого видеть, поэтому появление Виктории вызвало раздражение.
– Для