начала.
Вспоминать произошедшее Джонатану совсем не хотелось.
Он сам много раз встречался со свидетелями преступлений, с жертвами и их семьями. Видел отчаяние, душевный надлом и, если уж говорить начистоту, эксплуатировал подобные состояния. Обычные люди, столкнувшиеся с насилием, проявляли самые разные реакции: кто-то расклеивался, кто-то вновь переживал страшные события. Некоторые собеседники плакали, другие сидели с каменным лицом, третьи вдруг впадали в мрачное оживление, однако всегда был общий знаменатель: боль.
Сейчас Джон предпочел бы встать на другую сторону – задавать вопросы, а не отвечать. Куда безопаснее спрашивать и анализировать, нежели вновь оказаться во власти пережитых эмоций.
– Вам приходилось раньше видеть трупы, Дерозье?
Перед мысленным взором Джона невольно всплыл образ обнаруженного в мусорном мешке тела. Голубоватого оттенка кожа, ярко выделявшиеся на бледном фоне черные волоски. Аккуратно подстриженные ногти: видимо, жертва незадолго до смерти приняла душ или ванну, а потом занялась тщательным педикюром. Это ведь так нормально – постричь ногти. Кто думает о том, что через несколько часов твою отрезанную ногу обнаружат в мусорном мешке?
– Нет, – ответил он. – В реальной жизни – никогда. Только на фотографиях.
– Наверняка крутится перед глазами, а?
Атертон был прав.
– Имя жертвы уже известно?
– Вопросы здесь задаю я. Рассказывайте с того момента, как вышли из дома.
Да, многие плакали. Кто-то приходил в бешенство, другие замыкались. Некоторые вообще не могли сказать ни слова. Джону встречались люди, не опускавшие ни одной, самой случайной подробности, словно пытавшиеся похоронить пережитый ужас под нагромождением слов. Он вспомнил молодого Девена Мюррея, нашедшего тело Лианны. Тот раз за разом повторял одно и то же: «Там было столько крови…»
– Могу я попросить стакан воды?
Атертон хмыкнул и поднялся со стула.
Джон тянул время и отдавал себе в этом отчет. Несмотря на свою одержимость раскрытием преступлений и свойственным ему желанием знать каждый штрих страшных событий, случившихся с посторонними людьми, он не хотел говорить о том, что произошло лично с ним. Это не он проснулся в одиночестве с прогорклым вкусом во рту после вчерашнего виски, не он впал в отчаяние от бесславного окончания собственного брака. Не было на пороге его дома мусорного пакета с частями человеческого тела – жуткой метафоры, описывающей его настоящую жизнь. И конечно, вовсе не Джон рылся в мусорном баке и пришел в ужас от вида отрубленной ноги – бледных, наводящих ужас останков, от вони разлагающейся плоти, крови и…
– Синяя шерсть, – сказал он вслух.
– Что, извините? – поднял брови вернувшийся в комнату инспектор, протянув ему чашку воды.
– Нет-нет, ничего. Просто непонятные ассоциации. Запах наружной поверхности мешка заставил меня подумать о мягкой синей шерсти.
– Что за запах такой? Шерсть, да еще и синяя?
– Сам не соображу.
Джон пожал плечами и