навсегда изменили свое отношение к дочери. Она получила клеймо полной неспособности к адекватным действиям. Ее посадили под домашний арест. И все это поддержал старший брат. Любящая семья всерьез взялась исправлять кривой росток.
На память о тех временах Орлуша оставила некоторые варварские подростковые привычки. Мягкий торт она до сих пор задумчиво ела большой ложкой и в тот день, когда надо быть мыть голову, ходила лохматая и нечесаная – ей вообще было жалко того времени, которое приходится тратить на облагораживание собственной внешности, которая никогда не устроит мыслящего человека. Чем ей нравился баритон – он ее в этом понимал. И теперь она увидела его мертвым.
Именно тот день, когда Орлуша решилась пройти по старым адресам, совпал с его похоронами… Она в оцепенении прогоняла неуместную мысль о том, что впервые за много лет ей вздумалось прогуляться здесь утром, чтобы дотронуться до той мажорной дымки, которая всегда сопровождала ее в непоседливом детстве. И вот, дотронулась… до смерти. Почему же он умер именно теперь, когда она решилась посмотреть на него? И кто он… Объект давней любви, которую размыли волны мещанской обыденности? Почему его, неестественно пожелтевшего, одели в пиджак, который он никогда не носил, печально новый, нетронутый, что еще больше подчеркивало пропасть между ней и им, вроде как совершенно чужим человеком. Он-то не страдал, как истеричный подросток, он, конечно, сразу все забыл, распив пол-литру. А она – случайно! – пришла проводить его в последний путь. Что за знаки судьбы? И кажется, та самая костистая жена в черном, постаревшая и смиренная, пришла к своему «извращенцу»… Сейчас у нее отрастут маленькие свинячьи ножки и кровавая дыра вместо лица, как на картинах Босха. Защитная реакция – Катя уходила в фантазии. А потом гроб понесли вниз по старой, истоптанной лестнице аварийного домишки, и Кате казалось, что городские власти наконец-то дождались смерти последнего жильца, чтобы без затрат на переселение снести развалюху. Смерть человека всегда кому-то выгодна. Всегда.
На обратном пути Орлуша тонула во вселенской безадресной жалости к мировой душе, частички которой прощаются с бренным телом, а затем «печальный желтый ангел» летит в небо, нежно обнимая эти грустно оборвавшиеся жизни. И утешает, что следующая получится лучше, словно мастер – юное подмастерье. Ей хотелось выплеснуть горькое недоумение Фиделю, который не предупредил, что возвращать себе себя очень больно. Его завлекательная болтовня про энергетические слепки вовсе не безобидная. Его архитектурное шарлатанство, так развлекающее во время прогулок, имеет опасные последствия. В этом Катя Орлова вскоре убедилась.
Она скоропостижно уехала обратно в свои столичные приключения. Испугалась, что круг в родных пенатах замкнулся – в родительском доме уже нет места, а город умертвил первого мужчину. «Все свои слепки я точно отсюда забрала», – усмехнулась Орлуша по дороге на вокзал, и почему-то ей представлялась гора глиняных черепков,