М-м… – Язык скользит по губам. Я не могу назвать шаббинку, давшую мне жизнь, «мамой» даже мысленно. Моя мама – Агриппина. Хотя она, скорее всего, меня не любит – возможно, не любила никогда, – я не могу вырвать ее из сердца и заменить другой только потому, что у нас разные гены. – Дея воспитывает ребенка Агриппины?
– Агриппина не была беременна, – невозмутимо отвечает Лор.
Мои брови почти сходятся.
– Я не… мне казалось, чтобы появился подменыш, нужно поменять местами двух младенцев?
На губах Лора играет мягкая улыбка.
– Магия шаббинок довольно необычна.
Довольно?! Скорее совершенно невероятна!
– Где же Дея? В Шаббе?
– Мы знаем только, что там ее точно нет. – Лоркан подцепляет спаржу с верхушки овощной горки и подносит ко рту.
– Откуда знаете?
– Потому что мы уже несколько дней летаем вокруг барьера Шаббе, и от твоей матери ни слуху ни духу. – Кахол, должно быть, скрипит зубами, поскольку его подбородок превратился в сплошные углы.
Я хмурюсь.
– Как такое возможно?
– Бронвен считает, что Мериам блокировала магию Деи. – Лор откусывает хрустящую палочку, зубы сверкают белизной на фоне смуглых губ.
– Мериам? – Почему это имя кажется знакомым?
– Мериам была шаббинской любовницей Косты. Это женщина, которая обрекла нас на гибель и чья кровь питает барьер. – В голове проносится воспоминание о нашем разговоре. – Мериам также мать Зендеи. Твоя бабушка.
Спина выпрямляется, будто позвоночник превратился в змеиный клык.
– Я прихожусь родственницей колдунье, которая прокляла ваш народ?
– «Наш» народ. Ты можешь не принимать свое наследие, но ты как шаббинка, так и ворон, Фэллон.
Я поджимаю губы, не желая принадлежать кому-либо или чему-либо.
Ты принадлежишь, – рычит Лоркан. – Ты принадлежишь…
Прежде чем он успевает сказать «небу» – которое он присвоил себе – или розовой точке скал на горизонте, я спрашиваю:
– Если моя мама не в Шаббе, то где же?
– Не знаю. – Отец обхватывает гигантскими пальцами кружку с вином. Металл царапается о металл, как мел о грифельную доску. Мгновение спустя я осознаю, что звук донесся от него: от его ногтей, которые удлинились и превратились в железные когти, хотя все остальное осталось человеческим. – Я не знаю. Не чувствую ее. – Кахол сжимает кубок, из которого фонтаном выплескивается вино.
Не чувствует?
Они пара.
Я вскидываю брови.
Партнеры чувствуют друг друга?
Да.
Если он ее не чувствует, откуда знает, что она жива?
Надежда.
То есть отец на самом деле не знает, жива ли моя мать, или же Лоркан велит мне надеяться?
– Мы ее найдем, Кахол. – Лоркан касается кожаного наруча отца, в которых гигант вряд ли сильно нуждается, учитывая мощь его мускулов. – Найдем и приведем домой. Но сперва надо снять барьер, чтобы все наши могли вернуться.