смены! Будь она умнее, разъяснила бы главенствующую роль ласточек в формировании образа Родины. Но Люба такая глупая. Что можно крикнуть о добре и зле, имея в запасе только безыдейные ласточкины песни? Ты с точки зрения научного коммунизма сформулируй. Ага, не можешь? Ну и молчи в тряпочку. Но Люба разве смолчит? Ведь знает, что ласточки, голубочки, касаточки и незабудки, в отличие от орлят, соколов и красной гвоздики, – мещанские пережитки прошлого и наносят большой вред формированию коммунистического восприятия действительности, но упрямо стоит на своем: нельзя рвать в перелеске за лагерем крошечный венерин башмачок, пряный чабрец и бархатистую заячью лапку, чтобы задушить их между страницами гербария в желании отхватить в сентябре пятерочку по ботанике. Еще в самом начале смены Люба высказывала возмущение.
– Почему, – дергая колеса коляски то взад то вперед, наскакивала она на отрядную вожатую Галю, – девиз отряда «Смелого пуля боится, смелого штык не берет!» нужно обязательно выкладывать из сбитых с сосны шишек?
– Зефирова, ты не понимаешь, что сама родная природа приходит пионерам на помощь в деле оформления территории отряда? – строго осаживала Галя. – Нужно эстетически оценивать действительность. Хорошо, если не шишками, то чем? – иронично ставила она вопрос и неприязненно глядела в упрямое лицо Любы, сидящей на истрепанном дерматине бесплатной инвалидной коляски. – «Пионер – значит первый» чем мы выложим?
– На «пионера» кирпич битый хорошо пойдет, – предложила Люба. – А его старшего брата, комсомол, вилками…
– Что – вилками? – оглянувшись, неуверенно спросила Галя.
– Контуры выложить. Вилки все равно в столовой никогда не выдают, котлеты ложками едим.
– Зефирова! – лицо вожатой запылало, как пилотка. – Ты понимаешь, что несешь? Пионер и вилка! Разве еда – главное в жизни советского человека? У тебя получается, что – да! Пионер и книга – это я понимаю. Пионер и скворечник. Пионер и старушка – ветеран тыла.
– Старушками давайте отряд украсим, – радостным шепотом встрял Леша, ликуя от возможности продемонстрировать из ряда вон выходящий цинизм.
– Но вы тоже едите, хоть и вожатая, – упиралась Люба. – И Афанасий Васильевич, старший пионервожатый ест. Я сама вчера видела, как он к себе в комнату вторую порцию ужина нес.
– Вторую порцию? – сразу стала рассеянной Галя. – Наверное, повысилась его социальная активность, потребовавшая более полного удовлетворения проявлений жизнедеятельности…
Вспыхнув от догадки, что вторая порция манной запеканки с прокипяченным с водой повидлом предназначалась вовсе не самому старшему вожатому, Галя охватилась раздражением. – Ты, Зефирова, хуже рвотного порошка. Мы с Афанасием Васильевичем не только едим, мы и в туалет ходим. Давай теперь дрянью всякой оформим территорию отряда! Подгребай шишки без разговоров. Эстетическое воспитание –