или всех собрала учительница Саеко? В любом случае, в коридоре никого не было, поэтому Ал постучался и вошел. Класс был пуст. Из живого в нем остались только пылинки, чей полет был виден на снова выглянувшем солнце. Такую тишину было непривычно слушать, ведь всегда, даже во время урока здесь были звуки – скрежет карандаша, чей-то кашель, шепоток. Но где все? По расписанию должен был идти только третий урок.
Заметив что-то странное в конце класса, Ал вошел в комнату. Видимо, пока в кабинете искали телефон, несколько лишних или сломанных стульев вытащили из шкафа и просто поставили друг на друга у задней стены. Конструкция выглядела хрупкой и похожей на те шалаши, которые Ал любил строить с кузиной из одеял, натянутых на мебель. Внезапно из этого шалаша вынырнул Юдзуру. Ал вздрогнул от неожиданности. И как он мог не заметить друга? Не он ли только что обещал приглядываться ко всему вокруг?
– Ты где был? – спросил Юдзуру. – Нас отпустили, чтобы учительница Саеко позвонила нашим родителям, а они с нами поговорили, а тебя нет.
– А я, – голос Ала оказался хриплым и высоким, и он прокашлялся.
Он посмотрел на свои мокрые такие же, как у друга, кеды. У Юдзуру они, конечно же, были сухими. Обе пары обуви уже были поношены и потрепаны, особенно за лето, но оба мальчика отказывались их снимать.
– А я попить ходил. Вот, кеды намочил.
Но голос обычным не стал. К концу фразы совсем осип, и Ал глубоко вдохнул, чтобы исправиться, но вместо вздоха получился всхлип. Он попытался еще раз, и еще раз прозвучал всхлип. Не понимая, что происходит, Ал почувствовал, что взгляд под очками помутился из-за ни пойми откуда накатившихся слез. Он сделал вдох и сдался, и заревел. Ему было все равно на то, что его могут услышать в школе, и тем более на то, что рядом стоит ничего не понимающий Юдзуру.
– Ты чего? То такое? – друг стянул с него очки, пытаясь заглянуть в лицо.
– Я к маме хочу.
Ал сам ничего не понимал. Минуту назад все было в порядке, а теперь он не может остановиться. Но правда ли не может? Ал попробовал очистить голову, глубоко вдохнуть и перестать плакать. Получилось. Он опять не понял, что произошло. Вот он стоит и рыдает, как маленький, а вот уже не чувствует ничего, кроме приятной пустоты. Это вообще возможно – за одну секунду, как по щелчку, прекратить истерику? Может, он вообще не должен был плакать, просто притворялся?
– Ал, – сквозь остатки слез он разглядел обеспокоенно лицо друга.
– Я просто, – замялся Ал. – Папа звонил, и мы… поссорились.
– А-а, – понимающе протянул Юдзуру, хотя ему вряд ли что-то было понятно.
– Извини, – Ал забрал у него очки и начал протирать краешком кителя. – Я не знал, что так сорвусь.
– Не извиняйся, помнишь? – отмахнулся Юдзуру. – Сильно поссорились?
– А? – Ал все еще в каком-то помутнении пожал плечами. – Но все будет хорошо.
Он понял, что это прозвучало, как вопрос, когда Юдзуру произнес:
– Да. Да, конечно.
Или он просто соглашался, или утешал.
Ал надел очки, мир вокруг приобрел четкость, и поправил сползший ремень сумки.
&n