Олег Николаевич Комраков

Заметки на полях


Скачать книгу

монастырях, как там все съедено фальшью, все сведено к соблюденью ничтожных формальностей. […] Монахи-японцы просто отбывают свои три года, как в армии. Они должны отбыть три года, чтобы получить приход, унаследовать храм, где будут хоронить, венчать, получать пожертвования и никогда, ни при каких обстоятельствах не заниматься дза-дзеном. […] Среди старших монахов настоящие есть садисты. Самое отвратительное, что они не просто так себе садисты, они во имя Будды садисты. Спросишь старшего монаха, зачем он уж так-то над бедным новеньким измывается, собственную блевотину заставляет есть его, на мороз его выгоняет ночью мыть внешнюю галерею, на голых коленках по ней ползать и голыми руками держать ледяную тряпку, зачем он его бьет, и больно бьет, прямо до крови, и спать не дает ему, и унижает его, где и как только может, – зачем он все это проделывает, он тебе точно ответит, что – из сострадания. Из великого буддистского сострадания, великой любви, великого милосердия. Это он, старший монах, помогает новичку победить свое эго, одолеть свою самость. А глянешь в глаза ему – и видишь, что он обыкновенный садист, этот старший монах, армейский дед, вот и все буддистское милосердие».

      Точно так же его охватывает и разочарование в западном подходе к дзену, где тоже хватает мелочности, человеческих страстей. И тут же разворачивается история буддийской общины в Германии, и его основателя, которого одна из прихожанок облыжно обвиняет в сексуальном насилии, и после этого община разваливается, и люди внезапно показывают мелкие, совсем не буддийские страсти. И Виктор с горечью говорит:

      «Если человек, переживший какое-никакое сатори, сатори, между прочим, подтвержденное одним из самых знаменитых, самых уважаемых дзенских учителей, дзенских роси, какие сейчас есть в Японии, – если этот человек встает со своей подушки и начинает делать банальные, мелкие, мерзкие подлости, то, может быть, и сатори не подлинное, сатори – ложь и обман?»

      Главный буддийский парадокс, «вот ты достиг просветления, осознал суть себя и мира, но что ты собираешься дальше делать, оставаясь в заключении своего тела и реальности». Дальше начинается маета, попытки вернуть то ощущение осознания, сатори, говоря в терминах. Разочарование, сомнение в некогда полученном опыте, а может, это было просто временное помрачение ума, состояние восторга. Привычные ответы на вопрос перестают удовлетворять. И в этом тоже есть буддийское мировоззрение, то, что каждый человек на пути к просветлению должен пройти свой путь, найти своё решение для коана.

      И чем дальше герой размышляет о Викторе, чем больше убеждается в бесплодности поисков, в том, что тот явно исчез по собственному плану, тем больше понимает, почему тот выбрал именно такой путь. И сам роман всё больше сходится к расхожей фразе: «остановите Землю, я сойду». Тут над текстом неизбежно начинает витать тень Пелевина (неизбежно, потому что Пелевин и буддизм в сознании современного российского