обняла меня, прижалась ко мне своим жарким, почему-то скользким телом. Меня накрыла волна возбуждения, мешавшегося с отвращением. Мне были противны ее развязность, ее лицо в винных потеках, ее похотливо распахнутый рот, который я принялся жадно целовать. Ее дыхание пахло алкоголем. Ее крошечные зубки покусывали мои губы, раздвоенные ритуальным разрезом язык обвивался вокруг моего языка. Едва я положил руку на ее грудь, она отстранилась, посмотрела в мои глаза – и ее взгляд больше не был подернут патиной опьянения.
– Что ты решил, мой отважный Петтир? – спросила она. Строгим и печальным тоном.
Вместо ответа я вытащил меч, выпустил огненные руны лезвия и его кончиком провел по плечевым лямкам ее платья, разрезая их, оставляя при этом тонкие линии порезов-ожогов на ее блестящей коже. В воздухе запахло паленой тканью и паленой плотью.
Она рассмеялась – хриплым смехом, похожим на рычание животного.
– Хороший ответ, отин, – промурлыкала она. – Надеюсь, я правильно трактовала его.
Я кивнул в ответ. В нашем мире, в нашей религии, ложь – самый страшный из грехов. Ложь рождает ненужные смыслы, формы и ответвления реальности.
Последующие дни мы были невероятно нежны друг к другу. Я не испытывал такой привязанности, такого обожания ни к одному живому существу. Не было я, не было она, было лишь мы. Единый организм, симбиоз, возбуждающая и восхитительная форма взаимного паразитизма.
Череп Ирчи Толбича взирал на нас темными провалами глаз. Снисходительно? Одобрительно? И скалился своей зловещей молчаливой улыбкой. Шутник, смеющийся над собственными шутками.
Утро четвертого дня выдалось промозглым и туманным. Серые влажные языки наползали на сушу с моря, облизывали все, до чего дотягивались, вбирали, втягивали в свое стылое непроглядное нутро.
Гудок разрезал тишину. Корабельный гудок. Пам-пам-пам-пам-паам-пабам-пам-пабам. Искаженная, изуродованная мелодия королевского гимна. Фрол запалил на башне факелы – чтобы на корабле видели куда плыть, не засели на отмели, не напоролись на торчавшие к северу острые клыки коралловых рифов.
Механическая яхта князя Витольда Рогова причалила к берегу. Его светлость, князь Рогов сошел на берег – приветствовать князя Петтира Илъярна Тулкасова. Как равный равного.
Плечи Рогова венчал черный рогатый шлем с глухим забралом. Скрывавший внутри себя пустоту. Витольд Рогов никогда не снимал шлем, он был безглав – при сражении с деномом Р'аалом, принцем Дуггура, командовавшим сорока деномическими легионами (кроме всего прочего очень любившим вселяться в тела безумных девственниц и вынуждать их лишаться целомудрия необычными и прихотливыми способами).
Князь Тулкасов вышел ему навстречу. На его левом безымянном пальце огнем горел перстень Власти. Правая рука сжимала рукоять меча RAIDDY…
RAIDDY… Гнев…
Шипастые руны вырвались из рукояти. Туман зашипел, испаряясь.
Витольд остановился в недоумении. Резким движением сорвал с пояса свой меч.
SVIIPA… Плеть…
Огненые