знала, куда себя девать.
– Оленька…
Но тут раздался металлический звук ключа, поворачивающегося в замке, и вошёл Виталик. Анна Николавна схватила её за руку, шепнув:
– Ты только спокойно, не надо сейчас…
Оля недоумённо смотрела на Виталика, который привалился к стенке прихожей, стаскивая с себя шапку. Зло глянул на них:
– Ну, чего вылупились обе? Марш спать!
– Вить, ну уже четвёртый час пошёл, где ж ты был-то? Ты б хоть предупредил… – начала Анна Николавна.
– Не твоё собачье дело! Где хочу – там и бываю! Тебе чего надо? Заняться нечем?
– Виталь, я уже все нервы вымотала, ты соображаешь, что творишь? Телефон недоступен, ты ушёл ещё с утра, мы тут не знаем уже, что и думать, а ты – не ваше дело?! А чьё тогда? – Оля не выдержала и сорвалась уже на крик, – Я боюсь, вдруг с ним что случилось, а он ещё претензии предъявляет, почему я поинтересоваться хочу, по какой причине муж домой под утро приходит? Это что – нормально?
Анна Николавна слегка дёрнула её за кофту, чтобы притормозить, но толчок был дан. Виталик отлепился от стены и попёр на мать:
– Ты чего тут лезешь? Кому сказано – спать!– проревел он.
– Виташ, пожалей Олечку, ей волноваться нельзя…, – робко пискнула мать.
– Иди, давай, дверь видишь? Открыла её, залезла внутрь и заперлась, и чтоб я тебя не видел! – он махнул рукой в сторону двери в комнату. Анна Николавна поспешно юркнула туда, причитая на ходу: «Ой, Господи, убереги, вразуми его…»
Оля слегка отшатнулась назад, с ужасом смотря в полные бешенством глаза мужа, но тем не менее, обида ещё не до конца вылилась, и она воскликнула:
– Ты что так ведёшь себя? Почему ты так с матерью разговариваешь?
– Чего? Ты ещё мне будешь диктовать, как и что делать? Не выёживайся и знай своё место! Молчала бы лучше, её тут как человека держат, а она ещё и недовольна! Ты зарываться стала, дорогая, я этого не потерплю, слышишь? – он схватил Олю за ворот халатика и стал трясти.
– Не смей мне указывать, что делать! Никогда не смей!
Оля уже не в силах была как-то сопротивляться. Она просто замерла, уставившись на его кулак, сжимавший трикотажный воротничок. Потом вдруг почувствовала, что голова как-то поплыла и кулак стал размазанным, а потом и вовсе пропал, и она как будто куда-то провалилась.
Очнулась она в больничной палате. Голова нестерпимо болела, и с трудом удавалось сосредоточиться на каком-то предмете. Потом взгляд остановился на каком-то женском лице. Лицо сказало:
– О, молодец, очухалась, ща медсестре на пост скажу.
Через пару минут пришла медсестра, померила давление, поправила катетер на руке и молча вышла в коридор.
Потом приходил Виталик, потом мама, но Оля лежала словно в каком-то отупении: в мозгу чётко отпечаталась только одна фраза, сказанная будничным тоном: «К сожалению, Вы потеряли ребёнка. Но в целом всё хорошо.»
«Как может в целом быть хорошо, если я его потеряла? Как такое вообще могло со мной случиться?