еще в юные годы.
– Этого совсем не достаточно, чтобы сойти с ума, – въедливо как кадровик на собеседовании отметила Наталья Николаевна.
– Еще учась в школе и прочитав Лермонтова «Смерть Поэта»[8] я заплакал, – признался адвокат и засопел.
Наталья Николаевна не верила не одному адвокатского слову. Перед встречей, она у Даля, осторожно навела справки об этом человеке. Человек, который с оружием без оптики выходил победителем из снайперских поединков с профессиональными отлично обученными убийцами, который бесстрашно и бессовестно воровал дыни у мирного населения, который мучил военными упражнениями бедных детей, попавших под его командование и который не стесняясь рассказывал, как он обосрался на войне, не мог лить слезы над стихами. Не тот это психологический типаж.
– Что-то еще? – без интереса поинтересовалась Наталья Николаевна,
Таким безразличным тоном, оканчивая прения сторон в судебном заседании, интересуется судья.
– После школы, на экзамене в институте, – поспешно выкладывал свои аргументы адвокат, – я писал сочинение о творчестве Пушкина и так увлекся, что совершенно забыл про орфографию и пунктуацию. После провала при поступлении в ВУЗ был «забрит» в армию и загремел на войну. За «Смерть Поэта» жестокой, коварной судьбой и пьянством был брошен страдать в яму[9], за эротический рассказ фантазию о Татьяне Лариной, меня чуть не убил командир роты, после выпуска газеты под моей редакцией о творчестве Александра Сергеевича я писал письмо Пушкину в инобытие и приносил свои извинения[10].
Наталья Николаевна, все равно не верила ему и тут в наигранном отчаянии адвокат как козырного туза бросил последние доводы:
– Я тоже пытаюсь сочинять, – белым хлопчатобумажным платком вытирая испарину обильно выступившую на лице, сделал чистосердечное признание юрист, – денег мне это не приносит, но эта безумная страсть пожирает мое время и нервы. Читателей у меня мало, они не ругают мои творения только из чувства сострадания, но бросить писать я не могу. А еще, – помедлив сказал он, – двадцать лет тому назад в ночь зимнего солнцестояния[11], после дружеской пирушки я сильно навеселе, ночью один возвращался домой. Захотелось поговорить с Медным всадником[12]. Я закурил, подошел к статуе и весьма фамильярно не стесняясь в выражениях попрекнул Императора навязыванием населению табака и введением иностранных обычаев. Он обратил своё перекошенное гневом лицо ко мне, я побежал. Император ударил шпорами коня и помчался за мной. Помню, как ужас сдавил мое сердце, как я задыхался в беге не смея обернуться и слышал за спиной, как сотрясается мостовая под тяжелым медным топотом коня. Очнулся я в больнице с сердечным приступом. Вызванный Далем для консультаций психиатр Тургенев изучив все симптомы, посоветовал мне более не пить по барам коктейли, а употреблять только хорошую водку. Всё обошлось. Но каждый год в ночь Зимнего солнцестояния я прихожу к Императору и приношу свои извинения, но он на меня даже не смотрит. Копыта его коня давят