запястий. «Струны» впились в кожу.
– Стоять! – снова рявкнул брюнет. – Тебе не уйти от непреклонных подонков!
Фигуры коннов плыли сквозь чёрно-белое марево. Усач распахнул двери и заблокировал их в открытом состоянии, но он бежал слишком медленно, чтобы догнать парня. Тот, распугав пассажиров, уже нёсся по следующему вагону.
– У вас есть чем его задержать?! – крикнула я. Нити-след ярко переливались в моих пальцах.
– Не первый день на службе! – отмахнулся брюнет.
Электропоезд набрал ход, с грохотом мчась через спальные районы Никта-Эреба. Из-за качки усач и бегун едва удерживали равновесие. Парень споткнулся, взмахнул рукой, сбил шляпу с вжавшегося в кресло старика, выровнялся и продолжил удирать. Похоже, он планировал добраться до площадки перед первым вагоном, спрыгнуть на пути и затеряться на улицах.
– Да стой же!.. – воззвал брюнет, остановился и выхватил рацию: – Нор, не будь черепахой!
Навстречу бегуну выпрыгнул ещё один конн – в коротком тренче. Разогнавшийся парень отпихнул его в сторону и влетел в первый вагон. Усач – за ним, снова оставив двери распахнутыми.
– Аргх!.. Чтоб тебя!.. – брюнет остановился у кресла, где сидел бегун, бросил рацию в карман и выдернул оттуда клубок мягких чёрных узлов. Встряхнул его и, помогая себе зубами, натянул поверх правой перчатки. Поднял руку, сложил пальцы «пистолетом», прицелился. По узелкам затанцевали сиреневые молнии, готовые сорваться к парню.
«Разрядник?! В поезде?! Серьёзно?!» – даже глазами фетча сложно не узнать шокер, одну из последних разработок «Неоискры». На службе мне разрешалось носить такой же, но я ни за что не использовала бы его в толпе.
Кусок шлокса!
Я не видела толком, что происходило в начале электропоезда, но коллегам явно требовалась помощь.
Потом у меня разболится голова, глаза покраснеют, точно у больного кролика, а мышцы рук разноются минимум на сутки. Приём сработает безотказно. Я не считалась сильным вирдом, однако бегун уступал мне в яркости дара.
Я сжала кулаки и дёрнула нити-след к себе. Они задрожали, натянулись и, вспыхнув, нещадно врезались в кисти. Изнанку реальности наполнило рассерженное жужжание, стремительно истончившееся до ультразвука. «Струны» завибрировали, стянув полотно. Гобелен пошёл рельефными волнами.
Бегун споткнулся. Я закусила губу, обжёгшись о его эмоции.
Он испугался до колик. Сородичам очень редко доводилось испытывать на себе силу вязальщиков. Нас считали созерцателями, учёными. Мало кто помнил, что мы умели использовать нити-след против самих вирдов. Это напоминало сжатое по времени перетягивание каната. Дары устремлялись друг к другу, сталкивались, боролись – и сильный опрокидывал слабого на лопатки, иногда отправляя в нокаут.
«Струны» порвались с неразличимым звоном. По ним пронеслась ослепительная вспышка. Она накрыла бегуна и растворилась в гобелене. Мне в лицо плеснули отголоски ужаса, боли, непонимания. В конце – осознания, что атаковал сородич. Последний отголосок знакомо