назовёт это нечаянным совпадением и ответит за свои слова перед ликом Варуны?
Нестройное шевеление в рядах сулемских кметей всколыхнулось было да и угасло, так и не выродившись в протест. Сомнения терзали людей, обездвиживали, обескураживали…
– Братья! – крикнул Межамир. – Видели вы от меня хоть раз неправедный суд? Видели, чтобы казнил я дружинных своих даже за весомые проступки? Тех, с кем сражался бок о бок, тех, кто не задумываясь, как побратим мой, примет удар, назначенный мне? Рискну ли, братья, свершив сгоряча необдуманное деяние, потерять доверие ваше? Рискну ли после того пойти в бой с теми, кто сочтёт водима свого неключимым, неправедным? Вы ведаете ответ… Никогда я не посмею никого из вас осудить напрасно, но, напротив, лишь заступу во мне найдёте пред всеми, аки прежде!
Межамир помолчал, свесив голову. Кмети внимали ему в мёртвой тишине: сулемы хмуро, дубрежи равнодушно.
– Ведаете вы тако же, куда мы ныне идём и зачем. Что значит для нашей земли посуленный мир. Ведаете, что есть те, кому сей мир – костью поперёк горла. Потому я ждал удара. Я был готов к нему. Но не был готов к тому, что удар этот нанесут свои!
Он гневно сверкнул глазами на судимых, удобнее перехватил меч и в сверкнувшем пасмурным небом замахе отсёк голову Свану. Голова мягко шлёпнулась в весеннюю травку, засевая ея по широкой дуге рубиновыми каплями.
Дражко, не имавший сил подняться на ноги, стоящий пред княжичем на коленях, с усилием задрал подбородок, вытягивая шею.
– Руби, княжич, – просипел он, – авось, полегшает…
Я опустила глаза, уставившись на судорожно переплетённые пальцы рук. Услышала как свистнул меч, как ругнулась сквозь зубы стоящая рядом Держена.
Когда я снова решилась взглянуть на судилище, увидела спину Межамира, шагающего прочь, намеренно выбирающего путь там, где сулемов стояло погуще. Они молча расступались пред ним. Что думали они о происшедшем? Осуждали? Одобряли? Их хмурые лица были непроницаемы и тяжелы, словно камень.
Мы выступили в путь не медля, прямо от лобного места. А и чего время терять? Староста обещал позаботиться о телах казнённых, и у реки уже складывали погребальные костры.
Я взгромоздилась на свою гнедую, перехватила ватными пальцами поводья и уж совсем было собралась толкнуться пятками, когда почуяла, что на ноге повис кендарь живого веса.
– Княжна, княжна! – шептала бледная Белава, закинув вверх испуганное лицо. – Позволь мне домой ехать. Я всю-то ноченьку думала-винилась – коли не позволяешь сопроваживать тебя, надобно послушаться…
– Забздела? – усмехнулась я. – Али не говорила тебе сразу, ещё в Болони, что не на веселье собираюсь?..
– Верно, верно, правда твоя, Рысенька, правда твоя, – зачастила подружка, заглядывая мне в глаза. – Глупа была, каюсь. Прельстили-поманили дальние дали, невиданные земли, не соизмерила силушки своея.
– Как же вернёшься, позорница?
– Паду в ноги бабушке, она простит. И Деян простит, куда он денется…
– Я