в той же открытке почерком сестры написано: «Папа предлагает назвать Юлей. Будет красиво: ЮЮ».
Я бы никогда не позволила назвать дочь именем любовницы мужа. А мама согласилась. Была в этом какая-то злая ирония, наверное. Назвала, чтобы постоянно утыкивать. Чтобы помнил!
Но самая злая ирония в том, что она меня родила – назло. Не из-за любви. Не потому, что ребёнка хотела. А чтобы удержать. Не отпустить. Чтобы не ушёл. Как же это… подло. И как мне теперь с этим жить?
Кто из них двоих был более не прав?
Папа, который влюбился.
Или мама, которая… Которая – что?
Которая его никогда не любила?
Про папины похождения знал весь завод. Мама была недовольна, но на многое закрывала глаза. Ради семьи? Или ради чего-то иного? Квартира-машина-дача-гараж-материальные блага?
И тут вдруг папа решает уйти насовсем. Всё серьёзно. Это уже не интрижки.
Вспоминаю, как мне, уже школьнице, мама рассказывала какие-то взрослые подробности, которые тринадцатилетней девочке знать бы и не надо. Но я и не слушала. Так, краем уха. Вроде бы была у мамы какая-то любовь. Но они расстались. А потом в маминой жизни появился папа. И она срочно вышла за него замуж. Не беременная. Но кто выходит замуж после четырёх месяцев знакомства? Зачем?
А вот зачем: тот, другой, приехал, полный раскаяния. Где уж он был – учился в другом городе, что ли. Но всё строго по Пушкину: «Я другому отдана и буду век ему верна».
«Век» не получилось, но это уже другая история.
Этого всего мама мне не рассказывала. Но письма и фотографии демонстрировала. А я и значения не придала – мало ли что там было сто лет назад. Мне вся эта взрослая жизнь была «до фонаря». Но письма и мамины блокноты впоследствии очень внимательно перечитала. Много чего поняла. И как-то противно мне стало.
Не моралист я. И своих «косяков» у меня выше крыши. Но враньё, говоря мамиными же словами, «органически не перевариваю». А мама врала. И бывшему этому своему. И папе моему. И мне потом. И вообще нам всем. А папу ревновала всю жизнь до зубовного скрежета. И ещё передала мне эту мерзкую опцию по наследству. Потому что я, сколько себя помню, слышала от мамы гадости про отца. И какой он бабник, и какая сволочь. И что вообще все мужики одинаковые, и им только одного надо. Жаль, что я раньше ничего не знала. А сейчас хочется спросить: «Мам. А ты сама? На тебе никакой вины перед папой нет? А перед сестрой? А передо мной?»
Спросить уже не у кого.
После маминой смерти мы много говорили с папой. Оказывается, он знал, что она его обманывала. (И, видимо, знал, что не любила. Оттуда и все его похождения. Но это уже мои личные домыслы.)
Я спросила его и про Юлю Иванову. Он очень её любил.
«Папа. А что, мама плохая была?»
«Ну почему же плохая. Нет. Просто она была другая».
Даже когда мама умерла, папа не сказал о ней ни слова плохого. Когда-то он любил её. Полюбил сразу, как только увидел. Писал ей стихи. Все его ранние письма к ней были исполнены нежности, а мамины к нему напоминали сухие отчёты. И очень отличались от её неотправленных писем тому, другому…
Всё это я понимаю