вас как зовут?
Михаил застыл у порога. Если в кабинете сидит пять женщин, одесский привоз справляет тихий час, тетя Сара спит. Войти в кабинет боязно, и бродить по темному коридору не хочется.
– Чаю. А вы?
– Мы бухгалтерия.
– А что вы здесь обедаете? Говорят столовая хорошая?
– Экономим.
–Зарплата маленькая?
– Нет, время экономим. Обедаем без отрыва от производства.
– А что в коридоре света нет?
–Экономим. Зачем свет, когда все на обеде.
Девчата откровенно издевались. Они смелые – гурьбой на одного, а останься с ней один на один в темном коридоре затихнет как мышь, почуявшая кота. Михаилу Александровичу хотелось сказать, что ни будь умное, веское, но в голове крутились только скабрезные мысли по поводу коротких юбочек, коленок, бедрышек и прочих симпатичных частей, которые девчата, подчеркнуто, демонстрировали, то, наклоняясь к нему, якобы подлить чаю, то, дефилируя между столами.
Загудел в углу вентилятор.
– Свет дали. Вам горячего подлить?
–Чаю? – Кофе?
–Нет, нет. Вы мне лучше ответьте; большой ли перерасход по заработной плате?
Лизочка сделала большие круглые глаза и губки «ню-ню», как у обезьянки из мультика про сорок восемь попугаев?
– Зарплата. Я свою, расходую за неделю, три недели сижу на перерасходе.
– Ваша, меня не интересует. По комбинату?
В кабинете сразу стало серо и пыльно от вороха бумаг и папок до этого неприметно лежащих на столах, подоконнике, выстроившихся на стеллажах и шкафу. Так перед затяжным ненастьем закрываются цветы и гаснут краски. Девчата дружно выпорхнули за дверь. Осталась только Нюра.
– Конечно, Михаил Александрович, есть перерасход заработной платы, но мы то здесь ни причем. Нам подают табеля, мы обсчитываем. Спрашивать надо с тех, кто их подписывает. Да, я не на зарплате, на материалах сижу, вот где вам скажу перерасход.
Такая уж она баба Нюра; зимой ей холодно и скользко, летом жарко и пауты донимают, весной и осенью грязь да дождь. Не лежится на складах материальным ценностям, а цены кусаются. За каждый килограмм, литр, метр надо высчитывать с зарплаты того, кто со склада получает, вот тогда перерасхода не будет, премия ИТР и её лично не уменьшится.
– Воруют, Михаил Александрович, воруют. Все воруют. Вы лучше с моим супругом поговорите, он лучше знает.
– Что, тоже ворует?
– Ну, вы скажете. Он главным диспетчером. Он на комбинате все знает. И про всех! Директор того не знает, что он знает. Он у меня дотошный. Он у меня…
Оседлала баба своего любимого конька, что-то базарное появилось в Нюре, так цыган расхваливает коня на продаже. Понесла «Трандычиха», останавливать её бесполезно и Михаил Александрович поспешил ретироваться.
Несмотря на закрытые шторы и открытую фрамугу в кабинете стало жарко. Исчезли ледяные искры в глазах Лидии Семеновны, они отсвечивали теплом домашнего очага. Заманчиво так поблескивали, вот только место у очага занято.
– Лидия Семеновна, в документации