своего плана, ровно до тех пор, пока за его спиной не раздался тихий, но вызывающий на чувства голосок:
– Послушай… Я так и не спросила, чем я буду обязана тебе.
Филипп обернулся. Ни выронив ни слова, он отбросил сигарету в сторону и будто гипнотизируя своим неподвижным, животным взглядом, медленно, но уверенно шагал в сторону Мари-Роз: теперь и для него была пройдена точка невозврата. То ли она окаменела от холода, или это был неистовый страх перед незнакомцем, а может так невпопад возникшее чувство любопытства – но едва дыша, она не смела сдвинуться с места. Ведь ему ничего не стоит отправить её вслед за тем бедолагой на самое дно оврага – увы, дальнейшая развязка будет всего лишь делом случая… Пройдёт ещё один ничтожный миг, прежде чем её точёная, осиная талия окажется в его объятиях – теперь она одержала преимущество, обжигая его губы опьяняющим поцелуем.
Глава 2. Заячья беготня
На улице Невинных не утихала суета даже в период выходных – постоянный вой полицейских сирен, стражи порядка, волочащие проходимцев в «дом защиты чести и справедливости», бесконечные разборки и разрывающийся телефон полицейского регистратора. На этой улице никогда не было покоя, и уж точно наверняка это была одна из самых проклинаемых улочек самой разномастной публикой Парижа. В старом, некогда солидном доме, с серым фасадом и облупленными от старости архитектурными орнаментами располагался один из крупнейших полицейских участков округа – сорок шестой. Именно через этот участок проходила основная масса дел, которые ежедневно оседали в виде объёмных папок на столах суровых комиссаров. Негласной легендой участка по улице Невинных был комиссар Госс Конте, который и сам был выходцем из соответствующей «ущербной» публики. Но комиссар Конте отнюдь не был ни любимцем в среде коллег, ни в среде начальства: если бы когда-нибудь проводился конкурс на самое большое количество отстранений от дел, то Конте сорвал бы джек-пот. За последние семь лет его отлучали от расследования пятнадцать раз. И каждый раз это было также болезненно, как отлучение младенца от груди его матери. Но он был единственным комиссаром, которого несмотря на все огрехи и отступления от полицейских канонов рано или поздно (чаще всего рано), возвращали на место – по аналогии с необузданной собакой, которую прогоняли прочь, но каждый раз возвращали для охоты на лиса, который душил кур в его отсутствие. Так случилось и в этот раз, когда очередную задушенную «курочку» нашли прямо в её гримёрке…
Кабинет начальника Альфреда Бруссо располагался, как и подобает кабинету любого предводителя – на самом верхнем этаже и как можно дальше от суеты мирской, творящейся тремя пролётами ниже. Из респектабельного кабинета, двери которого были слегка приоткрыты, доносился тревожный разговор двоих – начальника Бруссо и его заместителя Жозефа.
– Послушайте, начальник, вы уверены, что Равель и Кьяру не справятся с этим делом? Вы уверены, что возвращая его назад, мы не пострадаем как прошлый раз? – тараторил