странниковъ лобзать ту мель?
Шрифтовъ сползаетъ въ руки карамель.
Становится ли счастьемъ? Иль сильнѣй?
Во части приглашеннаго трубой
Бѣги слѣдами за самимъ собой.
Пусть ластится читавшій не тома,
А взглядъ бросавшій въ закрома.
Тѣмъ не причастенъ толчеей изъ лиръ
Небрежный сказочникъ порока.
Хромымъ не входится въ трактиръ
Отъ лобызаній скучныхъ срока.
Накинувъ новость и собравъ успѣхъ
Нажитыхъ преданностью славы,
Понявъ, какъ несказанно сны намъ малы,
Вѣнчаемъ скупость старыхъ вѣхъ.
Закрывъ ладонью фонаря испугъ
Безсмертными становимся не вдругъ.
Я платье памяти предамъ огню!
Вбираю всю… Но не мою…
Стираю то же… Жалокъ плѣнъ
Страстей, невидимыхъ до бала!
Я мѣсяцами не беру взамѣнъ
Тетрадей зелени! Листала
Ихъ приглашенная. Какъ знать,
Кто больше этой бренной сути?
Въ отмершемъ двухъ мечтаній жгутѣ
Не все довольство – ложь, кровать.
Комъ темноты отточенъ балагура
Пріятьемъ славиться. Но дура
Кто тащитъ смѣлость двухъ вершинъ
Считать по головамъ простой аршинъ.
«И ждать…»
И ждать…
Что память мудрецу?
Царапинъ рѣки безпробудны
И тянутъ наши звуки отъ обидъ.
Аллея скипетровъ – что дань лицу:
Всѣ во пророчествѣ не безобидны
И въ каждомъ взросъ Ахеменидъ.
Безглавый столъ родилъ мотокъ
Состряпанныхъ воочію копытъ
И дальній обитаемый порядокъ.
Забыли на ходу вѣстей лотокъ
И точно слезли. Нами пережитъ
Не тотъ, кто стороной остался мягокъ.
Порты въ безсиліи кричатъ
Затасканную дрожь другого года,
Смѣясь надъ пропастью головъ.
И переходы ставятъ славный матъ
У береговъ разрушеннаго свода,
Ломаясь нами. Есть уловъ!..
«И хлада въ смотрящемъ на книгъ…»
И хлада въ смотрящемъ на книгъ,
Да побуквенно, верхній предѣлъ,
Расторопность берется у края.
Свѣтомъ кажется вынутый бликъ,
Замѣчающій живостью стрѣлъ
Весь осадокъ,
гдѣ, видомъ марая,
Не на ласковой пряжѣ гребцовъ
Жизнь проводятъ, стирая хребетъ.
Долго дно… Тихъ искусный бородъ
Провожатый, не знавшій въ отцовъ
Пѣнѣ брега прощенный навѣтъ
Отрицать мягкость спрятанныхъ водъ.
Здѣсь – не точность по створчатой сѣти
Чувства новыхъ даетъ нарасхватъ.
Слишкомъ въ разномъ заходится вой!
Кто-то въ мѣрѣ своей принимаетъ за эти
Схватки волнъ возводящихъ. Пилатъ
Не разсудитъ за темной травой
Тонкихъ губъ небылицъ до отмашки струны
И раскачанный въ брани купажъ
Одинокихъ,