складывались в прозвище, которое сейчас бы мы назвали фамилией[8], Hjälparen[9], с таинственной «A.» перед ней.
– Ваш пункт назначения этажом ниже, – прокомментировал он, оглядывая коридор. – Не боитесь одна во мраке бродить?
– Мрак мне пока ничего не сделал, чтобы стать угрозой. К тому же, я не одна, а с Вами.
– А меня не боитесь?
– А надо?
Хальпарен смотрел на меня. Радужка глубоко посаженных глаз переливалась то ли медью, то ли чистым золотом. Уголки губ неуверенно дрогнули, но все-таки застыли в прежнем положении.
– Это на Ваше усмотрение. Амулеты, – чуть помедлив, добавил он, – можете оставить на мое попечение.
Я послушалась, промямлила какую-то благодарность и пошла обратно, к лестнице. Плакать больше никто не собирался, хотя пару раз тишину прерывали смутные шорохи.
Время очень не любит, когда его убивают
Тик-так. Тик-так. Миг. Два. Три. Два, миг – три. Двадцать три. Т-р-р-рень! Т-р-ре-ень!
Голова раскалывалась как после хорошенькой пьянки. Во рту, как ржавчиной разъело. Константин подтянулся на локтях, ругнулся – очки слетели с дивана, соскочили на пол, – и подслеповато уставился на часы. Тик-так. Полчаса до восьми. Хорошо. Значит не его.
7:31. За стеной дребедень. Т-р-рень!
– Давыключитевыэточертовонезнаючто! – крикнул он, самым злым из арсенала забитых простудой голосов.
Тук-тук-тук. Суетливый звук шагов избил слух мерным маятником. Щелчок. Голос Ольги надиктовал информацию про организацию, спросил, чем же она может им помочь? Тишиной хоть раз за эту ночь! Или что сейчас? Сквозь полоски жалюзи виновато выглядывала иневато-синеватая серость. А, может, где-то и солнце. Навь его знает. Что угодно. Как и всегда с ноября по март в лучшем случае. Холодно времени, вот и все.
7:34. Отлепившись от дивана, Константин подобрал очки, заткнул их за ворот рубашки, одернул ее, как бы напоминая сидеть поприличней бомжеватого мешка из-под картошки, и выбрался на свет соседней комнаты.
Ольга, потирая веки, чем размазывала и без того широко растушеванные серебристые тени, стояла над сковородкой и, прижимая телефон к уху так, чтобы пружинистый провод не вляпался в скворчащий жир, поминутно давила мычащее «угу». Зевнув, переложила трубку в другую руку и, прожевав деловитое «всехорошо-отличнохорошегодня», бросила ее на место.
– Ты тут и спал? – спросила она, взъерошив себе ежик каштановых волос, отчего те встали дыбом.
– Ближе было, – пробормотал он, почесывая лицо. Синяки, впрочем, уходить не спешили.
– А утро все недоброе?
– Утреннее, – заспанно кивнул Константин, засыпая кофе в засаленную кружку.
– Ты, Кость, гляжу, совсем бессмертный, – бросила она, собирая яичные скорлупки так, словно искала там иглы. – Расписание, как леший составлял.
– Будь моя воля, выбрал бы смерть. А пока дай кофе выпить спокойно. Мне еще тетради проверять.
– Мне б твой тайм-менеджмент. Ни на что времени нет, чес-слово. Ох-ты ж, блин.
– Чего? –