и достоин уважения. Они говорили:
– Вы даже не представляете, как много работы нужно, чтобы в школе было чисто. Это не просто взять тряпку и помыть пол – это каждый день стараться, чтобы вам было приятно и удобно учиться! Это тяжелая работа, и таких людей нужно уважать!
Но чужим детям трудно было понять эти слова.
Ёся видел это иначе. Он знал, как сильно мама уставала, возвращаясь домой после работы. Он вспоминал ее руки – шершавые, с потрескавшейся кожей, запах хозяйственного мыла и хлорки, который, казалось, въелся в ее пальцы.
Вторая делегация была от совхоза «Пролетарский» – главного работодателя Аккемира и окружающих сел: Леваневского, Шевченко, Востока и Жарыка.
Совсем незнакомым среди пришедших оказался высокий и статный казах в хорошо сидящем костюме и галстуке. Его уверенная осанка и властное выражение лица сразу выделяли его из толпы. Это был новый директор совхоза, человек, о котором в последние недели уже ходили разговоры. Он представился:
– Алишев.
Его черные волосы были густыми, как крылья ворона, а в его голосе чувствовалась привычка к командованию. Ёся догадался, что это, вероятно, отец Жанны, новенькой девочки, недавно появившейся в их классе. Она сразу выделялась среди остальных – уверенная, смелая, с прямой осанкой и горящими глазами, которые будто видели больше, чем другие. Теперь стало понятно, откуда у нее эта внутренняя сила и независимость, которые она никогда не скрывала.
Представители местной власти говорили громко, с напускной уверенностью, стараясь, наверное, компенсировать неловкость, которую чувствовали все. Выразив соболезнования, они пообещали помочь в проведении похорон, организации поминального обеда и, конечно же, в дальнейшем обеспечении шестерых осиротевших детей школьного возраста. Алишев, обратившись к присутствующим, произнес:
– Мы сделаем все возможное, чтобы поддержать эту семью. Я лично прослежу за тем, чтобы дети ни в чем не нуждались.
Слова звучали обнадеживающе, но Ёся чувствовал, что за ними скрывается какая-то неумолимая официальность. Это был не тот тон, с которым разговаривают с детьми, потерявшими мать. Слова скользили мимо него, как осенние листья по ветру. Он смотрел на галстук нового директора, на строгий взгляд Садвокасова, но в голове звучало лишь одно: "Мамы больше нет".
Шум толпы сливался с приглушенными голосами женщин, которые уже вовсю суетились на кухне, готовя предстоящий поминальный обед. Где-то на фоне звучал детский плач. А в душе Ёси осталась звенящая пустота, в которую даже громкие слова обещаний не могли проникнуть. Ему не хотелось ни помощи, ни слов утешения – только вернуть маму.
На следующий день в доме появилась вся группа Ёсиного 3А класса – шумная, пестрая, как весенняя стайка птиц. Ребята пришли по-деревенски просто, в одежде, которую обычно носили для работы по дому – замызганных куртках, потертых штанах, иногда с заплатками. Но что сразу бросалось в глаза, так это их яркие, новенькие красные галстуки, аккуратно завязанные на шеях каждого