какое-то время кровотечение прекратилось. Мама обессиленно закрыла глаза и тяжело вздохнула. Ее дыхание стало медленным, почти неслышным. Ёся смотрел на нее, затаив дыхание, чувствуя, как сердце сжимается от боли.
А затем – тишина. Ее грудь больше не поднималась. Она умерла, сидя на краю кровати, с легкой улыбкой на губах, словно даже в последние мгновения ее мысли были о чем-то теплом и светлом.
Комната погрузилась в звенящее молчание. Только стук сердца Ёси разрывал эту гнетущую пустоту, пока он осознавал, что их жизнь больше никогда не будет прежней.
Как только мама перестала дышать, дети, будто очнувшись от шока, бросились врассыпную за помощью к соседям. Кто-то из старших поручил Ёсе бежать за фельдшером.
Середина апреля. Снега уже не было, но утренний воздух все еще оставался прохладным. Мария Кузьминична, крепкая женщина с резкими чертами лица, как раз переходила из дома в сарай. Она держала в руке пустое ведро и, увидев подбежавшего мальчика, остановилась. Ёся, сбивчиво и сквозь слезы, пытался объяснить, что случилось. Его голос дрожал, слова путались, и он хватал воздух, будто в его маленькой груди не хватало места для всего горя.
– Сейчас, подою корову и приду, – сухо ответила фельдшер, не проявив ни капли удивления, и, не дожидаясь дальнейших объяснений, продолжила свой путь.
Слезы еще сильнее жгли глаза Ёси, но он знал, что этим фельдшера уже не переубедить.
На обратном пути он почему-то остановился у калитки одних из жителей Аккемира – мамины давние сетования о том, что они взяли на прокат самогонный аппарат и так и не вернули, вдруг всплыла в его голове, словно обида прочно въелась в память.
На крыльцо вышла тетя Таня, грузная и недовольная, с мутным взглядом.
– Че надо? – хмуро спросила она, глядя на мальчика сверху вниз.
– Маме плохо, – почти выкрикнул Ёся, срываясь на всхлипы. – Отдайте наш самогонный аппарат!
– Ты чего несешь? – тетя Таня явно была не в духе. Она махнула рукой, как будто отгоняя назойливую муху, и развернулась к двери.
Ёся громко рыдая развернулся и побежал обратно домой. Ноги едва держали его. Спотыкаясь, он отчаянно торопился вернуться к маме.
Когда он вбежал в комнату, все застыло, как в страшном сне. Мама сидела, сжав поручни железной кровати, словно держалась за них всей своей силой. Позы ее не изменились – будто она окаменела. Перед ней на коленях стоял ее старший сын Сергей. Его плечи сотрясались от рыданий. Сквозь всхлипы он повторял, умоляя:
– Мамочка, прости меня… Ну прости…
Ёся застыл на пороге. Внутри все переворачивалось от бессилия и страха. Комната казалась наполненной густым и вязким воздухом, который давил на грудь. А мама, такая родная и любимая, сидела неподвижно, словно уже давно ушла куда-то, откуда он больше не мог ее позвать…
Этот день и три последующих, до самого момента, когда гроб с мамой опустят в могилу, станут для Ёси словно смутным сном или кадрами из старого, чуть расплывчатого фильма. Ему будет