с ними.
Отвратительная черта характера – эмоциональная скрытность. Кажется, во мне вмещается бесконечное множество мыслей, боли, страхов, а выражать их открыто я не привык, даже с самыми родными людьми.
А вот рядом с новой знакомой они прямо просятся наружу. Уверен, в подвешенном состоянии, выпив бутылку чего покрепче, я мог бы выложить ей печальную историю о неразделенной любви.
Полное безрассудство.
Ночью, по привычке, я вел монолог в голове, сидя перед монитором ноутбука. Раскачиваясь на стуле под биты песен, с воодушевлением представляю, как вдалеке от суеты буду ездить на велосипеде по незнакомым улицам и слышать, как встречный ветер стучит в висках.
А что мешает сделать это здесь? Почему-то на отдыхе все крохотные моменты ощущаются острее и ярче, и даже фруктовый лед обретает неповторимый освежающий вкус.
Окутанный приятными мыслями, засыпаю под утро прямо в наушниках, впервые за долгое время без стресса и нервов.
Погода все еще такая же мерзкая. Стягиваю с головы капюшон толстовки и на пороге «Гранда» натыкаюсь на Лилиану, которая встречает посетителей на входе.
– Доброе утро. – обращается ко мне Лилиана, шмыгая носом. – Кажется, я немного простудилась. – виновато смеется она, и на моем лице появляется что-то наподобие улыбки. Не фирменной – настоящей.
– Привет. Ну, как раз сегодня в очередной раз обещают грозу, можешь сходить и купить виниловый проигрыватель. Свалишься с ангиной, зато с музыкой. – подмечаю я, и она приходит в восторг от этой идеи.
– Ты серьезно запомнил про винил? – многозначительно подмигивает Лилиана.
Киваю в ответ, и она, довольная, провожает меня взглядом.
Что творится у нее в голове? Непонятно. Она постоянно улыбается и ходит в приподнятом настроении. А лицо у нее такое, будто перед ней открыт весь мир. И главное, её эмоции не кажутся даже на толику наигранными.
Элайна тоже была открытой и радостной, но не как Лилиана. Характер у бывшей был скорее сумбурным и «громким». В один момент она могла быть страстной и вдохновленной, а через мгновение стать раздражительной и упрямой. Куда бы мы не пошли вместе, она всегда была в центре внимания, уникальная и привлекательная для окружающих.
А я был её тенью. И теперь, в одиночестве, так и оставался ею.
Раньше я не замечал того, что шел в дополнение к Элайне. Глупо, но меня можно было сравнить с её аксессуаром, который просто шел в придачу. Она даже не отвечала на мои попытки обнять или поцеловать ее, пока мы находились в компании. Стало тошно, и я еще больше убедился, что не открою ни одно сообщение от бывшей.
Облако бирюзовых волос направляется прямо по курсу, и я не даю ей начать разговор. Прикусив губу, посвежевшая после нашего последнего разговора, сегодня она выглядит, как обычно, при параде.
– Ой, Рене, катись нахрен.
– Эва-а-ан, – тянет она. – Ну не дуйся ты так! Я же люблю тебя! – расстроенно говорит Рене и кидается мне на шею с объятиями, и я делаю шаг назад.
– Куда