ладонями и смеюсь в голос. Его подачу просто видеть надо, устоять невозможно. К моменту нашего знакомства я килограмм пять своей боли скинула. Худышкой не была абсолютно. Килограмм шестьдесят пять весила точно, на мой взгляд – это много. Сейчас на десяток меньше. И он хочет сказать, что было лучше? Ну-ну.
Глава 11
Степан
Смотрю на фотографию и понять не могу, какого черта? На ней Агата и её мама изображены.
Полной уверенности в том, что девочка на снимке – Агата, у меня нет. Девочка на фото маленькая, лет восемь от силы. Но Елену Александровну спутать с кем-то почти нереально. Огромные выразительные серые глаза и длинные, вьющиеся волосы из толпы её всегда выделяют. На фото она полнее, чем сейчас, но узнаваема. Они дорогу переходят, за руки держась. Агата шляпку свободной рукой придерживает, семенит за мамой – видно, торопится. Такая же худенькая, как и сейчас. Ручки – веточки.
Откуда их фото у Лёхи? Почему хранит его в столе своем? Тем более старое. Версия только одна, и она меня ой как не радует.
Он брат отца. Они близнецы. Его дети фактически мне ближе, чем двоюродные. В холодный пот махом кидает.
Как назло, его в городе нет, звонить ему в Куртамыш – смысла нет.
Фотографию на стол бросаю. Пиздец. Помещение давить начинает. Хожу от стены до стены. Можно у отца спросить. Ещё пару лет назад они были близки. Отец может знать, но за спиной обсуждать – совсем не по-мужски. Падаю на кожаный диван, стоящий в кабинете. Лучше бы не искал этот долбанный пропуск, из-за которого я в стол полез.
Массируя большим и указательным пальцами глаза, стараюсь успокоиться. Плохо выходит.
Три дня думать о том, тра*л ли я свою сестру, у меня выдержки не хватит. Забиваю на то, что зол на неё, хотя она и не виновата в том, что Женя – мудак, умолчал о моей ситуации. Бегает от меня-то она! Ска…
В такие моменты не понимаю себя: зачем мне весь этот гемор с отношениями?
***
Через сорок минут спускаюсь по лестнице в подъезде Агаты. Олень, другими словами не скажешь. От мысли, что она может сидеть в квартире и тупо не открывать, пелена алая глаза застилает. Я бы, блд, всё объяснил!
– Стас, чего ты от меня хочешь? Как я могу помочь в растаможке, ответь? Приехать самой груз доставить или танкер толкнуть? – снизу, через пролет, слышится голос Елены Александровны. Наклоняюсь через перила. Она выглядит очень уставшей, к стене спиной прислонилась, голова запрокинута, глаза закрыты. – Тебе платят за организацию этого процесса, а мне за документооборот. Так какого, – она выдыхает, явно мат удерживая. – Ты мне звонишь в десятом часу? Готова поспорить из дома, а я, блин, только поднимаюсь к себе. В подъезде стою. Если не справляетесь, давай на общем собрании рассмотрим вопрос, может посоветует кто-нибудь выход.
Не надо иметь семи пядей во лбу, чтоб понять куда она клонит. Интонация свидетельствует о том, что «Стас» не справляется с возложенными на него обязанностями, так бы Лёха сказал.
Прятаться от неё не хочется, как и подслушивать, поэтому шумно продолжаю спускаться, намеренно