мне, таким же новобранцем, укрепиться в моём собственном смирении.
Слова упали в оживленную тишину, как ароматные лепестки на гладь пруда, вызывая тихую рябь в сердцах собравшихся. Сестры зашушукались; кто-то смотрел на Малека, словно бы во сне, а кто-то, как София, ещё отчётливее хмурил брови. Казалось, волна неподдельного интереса и лёгкого смятения отразилась на лицах всех присутствующих.
«Ах, как легко они принимают внешние черты за истинное лицо!» – думал Малек, наблюдая за монахинями с тонкой усмешкой, тщательно скрытой за маской скромности.
«Но если лесть увенчана нимбом набожности, ей всецело верят даже те, кто считает себя непреклонным перед искушением».
Немного погодя, Малек занял небольшую классную комнату, выкрашенную известкой, где узкие окна пропускали достаточно света, чтобы каждое утро можно было бы читать без свечи. Деревянные скамьи были выстроены в два ровных ряда, а у передней стены одиноко стоял старый стул – место учителя. Девушки сели вполголоса, стараясь унять свои самые дерзкие мысли; но, быть может, именно благочестивая обстановка вызывала у них ещё больше внутреннего смятения перед новым наставником.
– Сегодня я хочу поговорить с вами о глубоком смысле покаяния, – негромко начал Малек, приблизившись к пюпитру. – Грех – это не только роковая тень, что преследует нас от рождения, но и… испытание, через которое раскрывается чистота души.
Эти слова, произнесённые в полутьме, прозвучали волнующе. Сестра Елена – юная монахиня с голубыми глазами и наивной улыбкой – слушала Малека с таким вниманием, словно каждое его слово могло открыть ей врата рая. Его бархатный голос был пронизан обманчивой нежностью, что заставляла сердце биться быстрее.
Наблюдая за ней, Малек почти наслаждался тем незримым электрическим током притяжения, который зарождался, когда человеческая душа чувствует власть сильнее своей собственной. Он был уверен в том, что даже тонкая завеса благочестия не может скрыть человеческих желаний. Напротив, она лишь разжигает их жар, превращая само стремление к святости в искушение.
Сестра София, стоявшая у входа, скрестив руки на груди, вдруг заговорила, прерывая затянувшуюся тишину:
– Полагаю, послушницам важнее всего научиться истинному смирению, брат Малек. Ведь покаяние без смирения подобно храму без фундамента – красиво выглядит, но легко рушится от любого порыва ветра.
Он перевёл на неё спокойный и почти ласковый взгляд:
– Сестра София, я безмерно рад, что в стенах обители есть столь ревностная защитница веры. Хотелось бы, чтобы наши уроки помогли не только им, но и мне обрести большую глубину… в смирении, – последнее слово он выговорил с особым оттенком, что прозвучало почти как вызов.
«Она станет моим лучшим оппонентом», – отметил он про себя. «Ведь нет наслаждения в искусстве соблазнения, если рядом не находится тот, кто готов бросить вызов твоему лицемерию».
Когда урок завершился,