растут из асфальта. Мои ноги несут меня наугад, не слушаясь разума, который давно сошёл с ума. Красная луна висит над головой, как жуткое глазное яблоко, наблюдая за моим безумием. Вокруг меня шепчут стены замка, их каменные языки шелестят о чём-то страшном, чего я не хочу знать.
Я смеюсь, смеюсь, всё безостановочно смеюсь – это звучит так нереально, так фальшиво, что даже я сам не верю в свою игру. Я вижу вещи, которые не должны существовать – змеи из огня ползают по тротуару, а деревья имеют лица стариков, которые глядят на меня с презрением. Я бегу быстрее, моя грудь колотится как молот, и я чувствую, что вот-вот упаду в эту бездонную пропасть сумасшествия. Но я не могу остановиться. Я должен бежать дальше, потому что, если я остановлюсь, эти твари из тьмы схватят меня и утащат в свой мир. И я знаю, что никогда не смогу выбраться оттуда… Я бегу мимо людей, которые стоят на улице, как манекены, с пустыми глазами и безмолвными ртами. Они не реагируют на мой крик, на мой смех, на мои слёзы. Они просто стоят, ожидая чего-то, что никогда не наступит.
Мои ноги несут меня к реке, которая течёт через город, словно жила из тёмной крови. Я чувствую её зов, её шепот: она хочет утянуть меня в свои воды и утопить в своей крови. Вдруг я слышу шаги позади себя. Они тяжёлые, медленные, как если бы кто-то тащил за собой целый фургон. Я оборачиваюсь, но нет никого. Нет никого, кроме теней, которые растут из асфальта и тянутся ко мне своими длинными руками. Я бегу ещё быстрее, моя голова кружится от страха и сумасшествия. Я чувствую, что вот-вот упаду в эту пропасть и никогда не выберусь. Но я не могу остановиться. Вдруг передо мной возникает огромное здание с окнами, похожими на глаза дьявола. Оно зовёт меня – оно хочет меня сожрать. Я чувствую его дыхание на затылке, его горячий воздух обжигает кожу. Я бегу к нему, в приступе я бегу внутрь его тёмной пасти. И когда я оказываюсь внутри, пасть захлопывается за мной, и я слышу голос, который грозно говорит: «Добро пожаловать домой…».
Сжимая кулаки и напрягая каждую мышцу, я продолжаю мчаться вперёд, сквозь миазмы и гниль, слыша позади себя колокольный звон. (Но откуда ему здесь взяться?..).
Хор начинает отпевать какую-то божественную мелодию, прекраснейший клирос. Я спотыкаюсь об плоть и ныряю в густую массу. Закрыв глаза, я теряю сознание.
Ударяющиеся искры играют при лунном танце; постамент возвышался в семь этажей непроглядного тумана, через белую кашу я видел силуэт чёрного здания. Оглянувшись по сторонам, понял, что нахожусь по средь улицы. Стояла ночь. Запах жжёного масла, как яд, впивался в ноздри. Меня оглушали стоны, было больно, – невыносимо, нестерпимо больно, – они разрывали меня на клочья, звон колоколов только усугублял это положение. Я упал на землю. В глазах кружат белые пятна, что тянутся вихрем серых нитей; в арфе видны окинутые на леса зрачки, они синие, желтые, были даже те, что гноем, чёрной студенистой массой вонзились в них упорно, буквально монументально, а мазута текла как молоко из мясистых розовых