вспышку. Все остановилось, и только мелкие дождинки продолжили скатываться по моим резиновым сапогам. Я терпеливо рассматривал грязь под ногами, которую перекатывал подошвами туда-сюда, в ожидании того, как что-то должно случиться. Что-то, что не вписывалось в мои планы. Что-то, что не было похоже на мою привычную жизнь. В ней уж точно не было места таким вот женщинам, промокшим под дождем, босым и с туфлями в руках, и которые, может статься, были одного со мной возраста.
– Я уже не так молод.
Вспышка ушла, осталась лишь одна ясность. Вот она стоит передо мной, а потом ныряет мне под руку и оказывается там же, где и я – под зонтом. Я только в эту секунду услышал, как громко дождь колотил по нему. Должно быть, пока я наблюдал за ней, не заметил, как тот усилился. Я смотрел на нее, ощущая, что вновь обрел то, что когда-то давно потерял. Эти руки, вцепившиеся в зонт рядом с моими руками. Эти глаза, коричневые и пустые, похожие на все подряд и вместе с тем не похожие ни на что. Эти губы, что были словно отцветшая головка цветка, все еще имеющая надежды на цвет, за несколько мгновений до того, как та упадет наземь. Она была моего возраста. Я мог с точностью назвать эти числа. Я мог сказать, в каком месяце она родилась и какого числа, а еще – сколько тогда было времени. Она в ступоре разглядывала меня в ответ. Улыбка с ее лица пропала. Осталась лишь озадаченность и наблюдение за моими эмоциями. Я мог поклясться, что и думали мы об одном и том же. Находили в голове какие-то мертвые фрагменты прежних лиц, возвращали их к жизни и сравнивали с тем, что видели перед собой. А потом размышляли. Думали над тем, что изменилось, и как к этому теперь относиться. А самое главное – как относиться к человеку перед собой, что ему сказать и как себя повести.
– Это ты, Миш?
Ее глаза бегали, как мотыльки у лампы. Она изучала то, как я теперь выглядел. Какими теперь были мои эмоции и поведение. Двадцать лет не могли уйти просто так и она это знала, как знал и я. Можно было предположить, что мы уже не были теми людьми, которых когда-то очень хорошо знали. Она смотрела на меня с надеждой, что мы оба были в этом неправы и что мы остались такими, какими были тогда. Это было нечто вроде необходимости. Ей правда было необходимо это узнать. Она молча смотрела на меня снизу вверх, пока я не мог найти места у себя внутри – все теперь занимала паника и какое-то режущее ощущение как от утраты, словно прямо сейчас я кого-нибудь потерял, а не нашел. Наверное, во мне говорило прошлое. Прямо сейчас я в живую смотрел на свою утрату из прошлого.
– Я.
Она вздохнула. Маленькие волоски у ее лба тесно к нему прилипли. Я заметил, что она стала другой. Наверное, об этом она сейчас и подумала. А может, она так тяжко вздохнула, потому что все это время думала, что я стал другим. Но я не стал. Какие чувства она испытала от этой мысли? Горечь? Жалость? А может, облегчение?
Ее звали Кристина. Когда кто-то не мог правильно написать ее имя, она говорила – «не от слова